Гаврила Романович был из мелкопоместных дворян, служил рядовым в гвардейском Преображенском полку во время его мятежа, возведшего на российский трон Екатерину II, затем уже офицером участвовал в подавлении пугачевского восстания. После выхода в отставку прославился блестящей одой императрице «Фелица» и был назначен губернатором северного Олонецкого края, а затем Екатерина сделала его одним из своих доверенных лиц — статс-секретарем, затем — сенатор, министр юстиции при Александре I…

Свою государственную деятельность Державин ставил выше собственного сочинительства. Но в памяти потомков он остался именно поэтом. Он явно недооценен. Его ясный, мощный, легкий и архаично-прихотливый слог лишь через два века нашел продолжателей того же уровня — последний великий русский поэт Иосиф Бродский открыто назвал себя продолжателем Державина.

 

    ПИКНИКИ

    Оставя беспокойство в граде
    И всё, смущает что умы,
    В простой приятельской прохладе
    Свое проводим время мы.

    Невинны красоты природы
    По холмам, рощам, островам,
    Кустарники, луга и воды —
    Приятная забава нам.

    Мы положили меж друзьями
    Законы равенства хранить;
    Богатством, властью и чинами
    Себя отнюдь не возносить.

    Но если весел кто, забавен,
    Любезнее других тот нам;
    А если скромен, благонравен,
    Мы чтим того не по чинам.

    Нас не касаются раздоры,
    Обидам места не даем;
    Но, души всех, сердца и взоры
    Совокупя, веселье пьем.

    У нас не стыдно и герою
    Повиноваться красотам;
    Всегда одной дышать войною
    Прилично варварам, не нам.

    У нас лишь для того собранье,
    Чтоб в жизни сладость почерпать;
    Любви и дружества желанье —
    Между собой цветы срывать.

    Кто ищет общества, согласья,
    Приди повеселись у нас;
    И то для человека счастье,
    Когда один приятен час.

 

    КРУЖКА

    Краса пирующих друзей,
    Забав и радостей подружка,
    Предстань пред нас, предстань скорей,
    Большая сребряная кружка!

    Давно уж нам в тебя пора
    Пивца налить
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    Ты дщерь великого ковша,
    Которым предки наши пили;
    Веселье их была душа,
    В пирах они счастливо жили.

    И нам, как им, давно пора
    Счастливым быть
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    Бывало, старики в вине
    Свое всё потопляли горе,
    Дралися храбро на войне:
    Ведь пьяным по колени море!

    Забыть и нам всю грусть пора,
    Отважным быть
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    Бывало, дольше длился век,
    Когда диет не наблюдали;
    Был здрав и счастлив человек,
    Как только пили да гуляли.

    Давно гулять и нам пора,
    Здоровым быть
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    Бывало, пляска, резвость, смех,
    В хмелю друг друга обнимают;
    Теперь наместо сих утех
    Жеманством, лаской угощают.

    Жеманство нам прогнать пора,
    Но просто жить
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    В садах, бывало, средь прохлад
    И жены с нами куликают,
    А ныне клуб да маскарад
    И жен уж с нами разлучают.

    Французить нам престать пора,
    Но Русь любить
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    Бывало — друга своего,
    Теперь карманы посещают;
    Где вист, да банк, да макао,
    На деньги дружбу там меняют.

    На карты нам плевать пора,
    А скромно жить
    И пить.
    Ура! ура! ура!

    О сладкий дружества союз,
    С гренками пивом пенна кружка!
    Где ты наш услаждаешь вкус,
    Милз там, весела пирушка.

    Пребудь ты к нам всегда добра:
    Мы станем жить
    И пить.
    Ура! ура! ура!

 

   НА МОДНОЕ ОСТРОУМИЕ 1780 ГОДА

    Не мыслить ни о чем и презирать сомненье,
    На все давать тотчас свободное решенье,
    Не много разуметь, о многом говорить;
    Быть дерзку, но уметь продерзостями льстить;
    Красивой пустошью плодиться в разговорах
    И другу и врагу являть приятство в взорах;
    Блистать учтивостью, но, чтя, пренебрегать,
    Смеяться дуракам и им же потакать,
    Любить по прибыли, по случаю дружиться,
    Душою подличать, а внешностью гордиться;
    Казаться богачом, а жить на счет других;
    С осанкой важничать в безделицах самих;
    Для острого словца шутить и над законом;
    Не уважать отцом, ни матерью, ни троном;
    И словом, лишь умом в поверхности блистать,
    В познаниях одни цветы только срывать;
    Тот узел рассекать, что развязать не знаем, —
    Вот остроумием что часто мы считаем!

 

    ФЕЛИЦА

    Богоподобная царевна
    Киргиз-Кайсацкия орды!
    Которой мудрость несравненна
    Открыла верные следы
    Царевичу младому Хлору
    Взойти на ту высоку гору,
    Где роза без шипов растет,
    Где добродетель обитает:
    Она мой дух и ум пленяет,
    Подай, найти ее совет.

    Подай, Фелица! наставленье:
    Как пышно и правдиво жить,
    Как укрощать страстей волненье
    И счастливым на свете быть?
    Меня твой голос возбуждает,
    Меня твой сын препровождает;
    Но им последовать я слаб.
    Мятясь житейской суетою,
    Сегодня властвую собою,
    А завтра прихотям я раб.

    Мурзам твоим не подражая,
    Почасту ходишь ты пешком,
    И пища самая простая
    Бывает за твоим столом;
    Не дорожа твоим покоем,
    Читаешь, пишешь пред налоем
    И всем из твоего пера
    Блаженство смертным проливаешь;
    Подобно в карты не играешь,
    Как я, от утра до утра.

    Не слишком любишь маскарады,
    А в клуб не ступишь и ногой;
    Храня обычаи, обряды,
    Не донкишотствуешь собой;
    Коня парнасска не седлаешь,
    К духам в собранье не въезжаешь,
    Не ходишь с трона на Восток, —
    Но кротости ходя стезею,
    Благотворящею душою
    Полезных дней проводишь ток.

    А я, проспавши до полудни,
    Курю табак и кофе пью;
    Преобращая в праздник будни,
    Кружу в химерах мысль мою:
    То плен от персов похищаю,
    То стрелы к туркам обращаю;
    То, возмечтав, что я султан,
    Вселенну устрашаю взглядом;
    То вдруг, прельщался нарядом,
    Скачу к портному по кафтан.

    Или в пиру я пребогатом,
    Где праздник для меня дают,
    Где блещет стол сребром и златом,
    Где тысячи различных блюд:
    Там слазный окорок вестфальской,
    Там звенья рыбы астраханской,
    Там плов и пироги стоят;
    Шампанским вафли запиваю
    И всё на свете забываю
    Средь вик, сластей и аромат.

    Или средь рощицы прекрасной
    В беседке, где фонтан шумит,
    При звоне арфы сладкогласной,
    Где ветерок едва дышит,
    Где всё мне роскошь представляет,
    К утехам мысли уловляет,
    Томит и оживляет кровь,
    На бархатном диване лежа,
    Младой девицы чувства нежа,
    Вливаю в сердце ей любовь.

    Или великолепным цугом
    В карете английской, златой,
    С собакой, шутом, или другом,
    Или с красавицей какой
    Я под качелями гуляю;
    В шинки пить меду заезжаю;
    Или, как то наскучит мне,
    По склонности моей к премене,
    Имея шапку набекрене,
    Лечу на резвом бегуне.

    Или музыкой и певцами,
    Органом и волынкой вдруг,
    Или кулачными бойцами
    И пляской веселю мой дух;
    Или, о всех делах заботу
    Оставя, езжу на охоту
    И забавляюсь лаем псов;
    Или над Невскими брегами
    Я тешусь по ночам рогами
    И греблей удалых гребцов.

    Иль, сидя дома, я прокажу,
    Играя в дураки с женой;
    Те с ней на голубятню лажу,
    То в жмурки резвимся порой;
    То в свайку с нею веселюся,
    То ею в голове ищуся;
    То в книгах рыться я люблю,
    Мой ум и сердце просвещаю,
    Полкана и Бову читаю;
    За Библией, зевая, сплю.

    Таков, Фелица, я развратен!
    Но на меня весь свет похож.
    Кто сколько мудростью ни знатен,
    Но всякий человек есть ложь.
    Не ходим света мы путями,
    Бежим разврата за мечтами.
    Между лентяем и брюзгой,
    Между тщеславья и пороком
    Нашел кто разве ненароком.
    Путь добродетели прямой.

    Нашел, — но льзя ль не заблуждаться
    Нам, слабым смертным, в сем пути,
    Где сам рассудок спотыкаться
    И должен вслед страстям идти;
    Где нам ученые невежды,
    Как мгла у путников, тмят вежды?
    Везде соблазн и лесть живет;
    Пашей всех роскошь угнетает.
    Где ж добродетель обитает?
    Где роза без шипов растет?
    Тебе единой лишь пристойно,
    Царевна! свет из тьмы творить;
    Деля Хаос на сферы стройно,
    Союзом целость их крепить.

    Из разногласия — согласье
    И из страстей свирепых счастье
    Ты можешь только созидатв.
    Так кормщик, через понт плывущий,
    Ловя под парус ветр ревущий,
    Умеет судном управлять.

    Едина ты лишь не обидишь,
    Не оскорбляешь никого,
    Дурачествы сквозь пальцы видишь,
    Лишь зла не терпишь одного;
    Проступки снисхожденьем правишь,
    Как волк овец, людей не давишь,
    Ты знаешь прямо цену их.
    Царей они подвластны воле, —
    Но богу правосудну боле,
    Живущему в законах их.

    Ты здраво о заслугах мыслишь,
    Достойным воздаешь ты честь;
    Пророком ты того не числишь,
    Кто только рифмы может плесть,
    А что сия ума забава —
    Калифов добрых честь и слава.
    Снисходишь ты на лирный лад:
    Поэзия тебе любезна,
    Приятна, сладостна, полезна,
    Как летом вкусный лимонад.

    Слух идет о твоих поступках,
    Что ты нимало не горда;
    Любезна и в делах и в шутках,
    Приятна в дружбе и тверда;
    Что ты в напастях равнодушна,
    А в славе так великодушна,
    Что отреклась и мудрой слыть.
    Еще же говорят неложно,
    Что будто завсегда возможно
    Тебе и правду говорить.

    Неслыханное также дело,
    Достойное тебя одной,
    Что будто ты народу смело
    О всем, и въявь и под рукой,
    И знать и мыслить позволяешь,
    И о себе не запрещаешь
    И быль и небыль говорить;
    Что будто самым крокодилам,
    Твоих всех милостей зоилам,
    Всегда склоняешься простить.

    Стремятся слез приятных реки
    Из глубины души моей.
    О! коль счастливы человеки
    Там должны быть судьбой своей,
    Где ангел кроткий, ангел мирной,
    Сокрытый в светлости порфирной,
    С небес ниспослан скиптр носить!
    Там можно пошептать в беседах
    И, казни не боясь, в обедах
    За здравие царей не пить.

    Там с именем Фелицы можно
    В строке описку поскоблить
    Или портрет неосторожно
    Ее на землю уронить.
    Там свадеб шутовских не парят,
    В ледовых банях их не жарят,
    Не щелкают в усы вельмож;
    Князья наседками не клохчут,
    Любимцы въявь им не хохочут
    И сажей не марают рож.

    Ты ведаешь, Фелица! правы
    И человеков, и царей;
    Когда ты просвещаешь нравы,
    Ты не дурачишь так людей;
    В твои от дел отдохновеньи
    Ты пишешь в сказках поученьи
    И Хлору в азбуке твердишь:
    «Не делай ничего худого,
    И самого сатира злого
    Лжецом презренным сотворишь».

    Стыдишься слыть ты тем великой,
    Чтоб страшной, нелюбимой быть;
    Медведице прилично дикой
    Животных рвать и кровь их пить.
    Без крайнего в горячке бедства
    Тому ланцетов нужны ль средства,
    Без них кто обойтися мог?
    И славно ль быть тому тираном,
    Великим в зверстве Тамерланом,
    Кто благостью велик, как Бог?

    Фелицы слава — слава бога,
    Который брани усмирил;
    Который сира и убога
    Покрыл, одел и на-кормил;
    Который оком лучезарным
    Шутам, трусам, неблагодарным
    И праведным свой свет дарит;
    Равно всех смертных просвещает,
    Больных покоит, исцеляет,
    Добро лишь для добра творит.

    Который даровал свободу
    В чужие области скакать,
    Позволил своему народу
    Сребра и золота искать;
    Который воду разрешает
    И лес рубить не запрещает;
    Велит и ткать, и прясть, и шить;
    Развязывая ум и руки,
    Велят любить торги, науки
    И счастье дома находить.

    Которого закон, десница
    Дают и милости и суд. —
    Вещай, премудрая Фелица!
    Где отличён от честных плут?
    Где старость по миру не бродит?
    Заслуга хлеб себе находит?
    Где месть не гонит никого?
    Где совесть с правдой обитают?
    Где добродетели сияют? —
    У трона разве твоего!

    Но где твой трон сияет в мире?
    Где, ветвь небесная, цветешь?
    В Багдаде? Смирне? Кашемире? —
    Послушай, где ты ни живешь:
    Хвалы мои тебе приметя,
    Не мни, чтоб шапки иль бешметя
    За них я от тебя желал.

    Почувствовать добра приятство
    Такое есть души богатство,
    Какого Крез не собирал.
    Прошу великого пророка,
    Да праха ног твоих коснусь,
    Да слов твоих сладчайша тока
    И лицезренья наcлаждусь!
    Небесные прошу я силы,
    Да их простри сафирны крылы,
    Невидимо тебя хранят
    От всех болезней, зол и скуки;
    Да дел твоих в потомстве звуки,
    Как в небе звезды, возблестят.

 

 

    БОГ

    О Ты, пространством бесконечный,
    Живый в движеньи вещества,
    Теченьем времени превечный,
    Без лиц, в трех лицах божества!
    Дух всюду сущий и единый,
    Кому нет места и причины,
    Кого никто постичь не мог.
    Кто все собою наполняет,
    Объемлет, зиждет, сохраняет,
    Кого мы называем — Бог!

    Измерить океан глубокий,
    Сочесть пески, лучи планет
    Хотя и мог бы ум высокий, —
    Тебе числа и меры нет!

    Не могут духи просвещенны,
    От света Твоего рожденны,
    Исследовать судеб Твоих:
    Лишь мысль к тебе взнестись дерзает, —
    В Твоем величьи исчезает,
    Как в вечности прошедший миг.

    Хаоса бытность довременну
    Из бездн Ты вечности воззвал,
    А вечность, прежде век рожденну,
    В Себе Самом Ты основал:
    Себя Собою составляя,
    Собою из Себя сияя,
    Ты свет, откуда свет истек.

    Создавши всё единым словом,
    В твореньи простираясь новом,
    Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
    Ты цепь существ в себе вмещаешь,
    Ее содержишь и живишь;
    Конец с началом сопрягаешь
    И смертию живот даришь.
    Как искры сыплются, стремятся,
    Так солнцы от Тебя родятся;
    Как в мразный, ясный день зимой
    Пылинки инея сверкают,
    Вратятся, зыблются, сияют, —
    Так звезды в безднах под Тобой.

    Светил возжженных миллионы
    В неизмеримости текут,
    Твои они творят законы,
    Лучи животворящи льют.

    Но огненны сии лампады,
    Иль рдяных кристален громады,
    Иль волн златых кипящий сонм,
    Или горящие эфиры,
    Иль вкупе все светящи миры —
    Перед тобой — как нощь пред днем.

    Как капля в море опущенна,
    Вся твердь перед тобой сия.
    Но что мной зримая вселенна?
    И что перед Тобою я?
    В воздушном океане оном,
    Миры умножа миллионом
    Стократ других миров, — и то,
    Когда дерзну сравнить с Тобою,
    Лишь будет точкою одною:
    А я перед Тобой — ничто.

    Ничто! — Но Ты во мне сияешь
    Величеством Твоих доброт;
    Во мне Себя изображаешь,
    Как солнце в малой капле вод.
    Ничто! — Но жизнь я ощущаю.
    Несытым некаким летаю
    Всегда пареньем в высоты;

    Тебя душа моя быть чает,
    Вникает, мыслит, рассуждает:
    Я есмь — конечно есть и Ты!
    Ты есть! — Природы чин вещает,
    Гласит мое мне сердце то,
    Меня мой разум уверяет,
    Ты есть — и я уж не ничто!

    Частица целой я вселенной,
    Поставлен, мнится мне, в почтенной
    Средине естества я той,
    Где кончил тварей Ты телесных,
    Где начал Ты духов небесных
    И цепь существ связал всех мной.

    Я связь миров повсюду сущих,
    Я крайня степень вещества;
    Я средоточие живущих,
    Черта начальна божества;
    Я телом в прахе истлеваю,
    Умом громам повелеваю,
    Я царь — я раб — я червь — я бог!

    Но, будучи я столь чудесен,
    Отколе происшел? — безвестен;
    А сам собой я быть не мог.
    Твое созданье я, Создатель!
    Твоей премудрости я тварь,
    Источник жизни, благ податель,
    Душа души моей, и царь!
    Твоей то правде нужно было,
    Чтоб смертну бездну преходило
    Мое бессмертно бытие;
    Чтоб дух мой в смертность облачился
    И чтоб чрез смерть я возвратился,
    Отец! в бессмертие Твое.

    Неизъяснимый, непостижный!
    Я знаю, что души моей
    Воображении бессильны
    И тени начертать Твоей;
    Но если славословить должно,
    То слабым смертным невозможно
    Тебя ничем иным почтить,
    Как им к Тебе лишь возвышаться,
    В безмерной разности теряться
    И благодарны слезы лить.

 

    НА ПТИЧКУ

    Поймали птичку голосисту
    И ну сжимать ее рукой.
    Пищит бедняжка вместо свисту;
    А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»

 

ПРИГЛАШЕНИЕ К ОБЕДУ

Шекснинска стерлядь золотая,

Каймак и борщ уже стоят;

В крафинах вина, пунш, блистая

То льдом, то искрами, манят;

С курильниц благовоньи льются,

Плоды среди корзин смеются,

Не смеют слуги и дохнуть,

Тебя стола вкруг ожидая;

Хозяйка статная, младая

Готова руку протянуть.

 

Приди, мой благодетель давный,

Творец чрез двадцать лет добра!

Приди, и дом, хоть не нарядный,

Без резьбы, злата и сребра,

Мой посети; его богатство —

Приятный только вкус, опрятство

И твердый мой, нельстивый нрав;

Приди от дел попрохладиться,

Поесть, попить, повеселиться

Без вредных здравию приправ.

 

Не чин, не случай и не знатность —

На русский мой простой обед

Я звал одну благоприятность;

А тот, кто делает мне вред,

Пирушки сей не будет зритель.

Ты, ангел мой, благотворитель!

Приди — и насладися благ;

А вражий дух да отженется,

Моих порогов не коснется

Ничей недоброхотный шаг!

 

Друзьям моим я посвящаю,

Друзьям и красоте сей день;

Достоинствам я цену знаю,

И знаю то, что век наш тень;

Что, лишь младенчество проводим, —

Уже ко старости приходим

И смерть к нам смотрит чрез забор;

Увы! — то как не умудриться,

Хоть раз цветами не увиться

И не оставить мрачный взор?

 

Слыхал, слыхал я тайну эту,

Что иногда грустит и царь;

Ни ночь, ни день покоя нету,

Хотя им вся покойна тварь.

Хотя он громкой славой знатен,

Но, ах! — и трон всегда ль приятен

Тому, кто век свой в хлопотах?

Тут зрит обман, там зрит упадок:

Как бедный часовой тот, жалок,

Который вечно на часах!

 

Итак, доколь еще ненастье

Не помрачает красных дней

И приголубливает счастье

И гладит нас рукой своей;

Доколе не пришли морозы,

В саду благоухают розы,

Мы поспешим их обонять.

Так! будем жизнью наслаждаться

И тем, чем можем, утешаться,

По платью ноги протягать.

 

А если ты иль кто другие

Из званых милых мне гостей,

Чертоги предпочтя златые

И яствы сахарны царей,

Ко мне не срядитесь откушать,

Извольте мой вы толк прослушать:

Блаженство не в лучах порфир,

Не в вкусе яств, не в неге слуха;

Но в здравья и спокойстве духа, —

Умеренность есть лучший пир.

.

 

СНИГИРЬ

 

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

С кем мы пойдем войной на Гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

 

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов;

С горстью россиян всё побеждать?

 

Быть везде первым в мужестве строгом,

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать молитвой и богом,

Скиптры давая, зваться рабом,

Доблестей быв страдалец единых,

Жить для царей, себя изнурять?

 

Нет теперь мужа в свете столь славна:

Полно петь песню военну, снигирь!

Бранна музыка днесь не забавна,

Слышен отвсюду томный вой лир;

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами! — что воевать?

 

ПАМЯТНИК

 

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов тверже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полет его не сокрушит.

 

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь славянов род вселенна будет чтить.

 

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;

Всяк будет помнить то в народах неисчетных,

Как из безвестности я тем известен стал,

 

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить.

 

О муза! возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринужденною рукой неторопливой

Чело твое зарей бессмертия венчай.