1765-1815

Вскоре после эмиграции в Америку в ирландской семье Фултонов – прибавление, сын Боб. А через три года умирает отец многодетного семейства, поденщик на окрестных фермах. Они и раньше прекрасно знали, что такое бедность, но сейчас нужда стала совсем беспросветной. Мать работала тяжко, но образование, хоть и начальное, получили у нее все дети.

В маленьком Роберте нежданно проснулась страсть, которую в их среде всегда считали «баловством» — рисование. В 12 лет мать отвезла его в Филадельфию, чтобы он научился золотых дел мастерству. А он ненавидел это занятие все пять лет учебы, хозяин на него рукой махнул – не будет из парня толку. Семнадцатилетним он уходит из опостылевшей мастерской – выживать, крутиться в окружающем его мире.

И единственное, что он любил и мог делать, было рисование. Карьеру художника Роберт начал вполне по-американски: начал ходить по гостиницам, трактирам и предлагать людям делать их портреты. Вскоре он так на этих портретиках набил руку, что начал зарабатывать вполне прилично. Он завел портретную мастерскую, а потом поехал к своим со всеми деньгами, которые он заработал – и их хватило, чтобы купить матери собственную ферму! Но карьера фермера самого Роберта не соблазняла. Он вернулся в большой город и начал думать, как ему жить дальше. Рисовать купцов с их женами было уже сверх сил. Учиться же живописи тогда в Америке было негде и не у кого.

И так счастливо случилось, что в то время он познакомился со знаменитым уже тогда человеком, ученым, дипломатом, «отцом американской конституции» Бенджаменом Франклином. Тот посмотрел фултоновские картинки и воспламенился помочь молодому таланту – дал ему рекомендательное письмо в Европу к известному художнику, ему предложили деньги на поездку в Старый свет. Роберт взят деньги только на дорогу – и отправился.

В Лондоне он жил в мастерской художника, как и все его ученики, на полном содержании. Но там быстро понял границы своего таланта живописца – ничего выше средненькой посредственности из него не выйдет. А это он почитал за стыдное. Перенес он это открытие мужественно, с достоинством и решил заняться чем-то другим. И этим «чем-то» была чрезвычайно модная в те времена в Англии механика.

Но по уходе из мастерской денег совсем не стало, и Фултон уходит на заводы рабочим. Там уже много было разных механизмов, любознательный американец к ним приглядывается, склонность к механике также оказалась у него врожденной. И тут Роберт сталкивается с человеком уже почти сломленным судьбой и неудачами в деле, которое тот почитал за главнейшее в своей жизни – с его соотечественником-американцем Рамсеем.

Мечтой Рамсея было поставить на корабль паровую машину – и тогда этому принципиально новому судну не грозили больше ни штормы, ни штили. Многие пытались это сделать, но все многочисленные попытки оканчивались полными неудачами. Неудача постигла и Рамсея.  Но свою идею он перед смертью эстафетой передал своему молодому соотечественнику. И Фултон настолько увлекся ею, что выполнение ее стало с этих пор заветной мечтой его жизни, которую он никогда не забывал и стремиться к осуществлению которой не переставал, пока не добился, наконец, создания истинного парохода.

Но никто в Англии после стольких неудач не соглашался рисковать деньгами в хронически неудающемся деле. И Фултон поступил инженером на рытье каналов. Здесь он изобрел первый в мире экскаватор (который развалился при самом начале работы из-за небольшой ошибки в расчетах), предложил специальный плуг для прокладки каналов (которые потом вошли все-таки в употребление), изобрел мельницу для пиления и полировки мрамора, машину для кручения веревок. Но все это было далеко от его мечты. И он переехал через Ла-Манш, во Францию.

Но Франции, воевавшей тогда со всей Европой,  было в это время не до «безумных» проектов. Тогда Фултон взялся за проект военный – он изобрел… подводную лодку. Что удивительно, построенная им за свой счет при консультациях с виднейшими французскими учеными деревянная субмарина «Наутилус» с экипажем из трех человек была действительно успешным проектом – она на одной мускульной силе могла погружаться на несколько часов, подплывать к кораблю, закладывать под него бочонки с порохом и взрывать их безопасно для себя. Но военное министерство отказалось от этого проекта – он показался там «слишком кровожадным и нечестным».

Однако, время во Франции Фултон провел не без пользы – подрабатывая на жизнь и на свои проекты живописью, он десять лет упорно изучал математику и химию, физику и механику. Без этой научной подготовки ему вряд ли удалось бы решить великую проблему использования пара в судоходстве. Теперь Фултон ясно увидел причины неудач своих предшественников и мог выработать план, который вел его к цели.

Судьба выручила Фултона в очередной раз, сведя его с новым посланником Соединенных Штатов, Робертом Ливингстоном (известным покупкой у французов и присоединением к Соединенным Штатам Луизианы). Ливингстон был большой любитель механики и один из видных промышленных деятелей Соединенных Штатов. Когда он узнал, что его новый знакомый обуреваем мечтой о пароходе, когда убедился в широте и глубине познаний Фултона, он рискнул ради этой идеи всем своим капиталом.

Вначале компаньонов преследовала одна неудача за другой, но успех, наконец, пришел: построенное ими небольшое судно с паровой машиной целых полтора часа плавало по Сене при стечении огромной толпы народа. Но когда Фултон предложил свое изобретение Франции, Наполеон презрительно бросил: «Корабли без парусов — это нелепость. Место пара на кухне, в кастрюле под крышкой». Фултону нечего было больше ожидать от Франции, незачем было оставаться далее в этой стране. Если где он и мог еще ожидать настоящей оценки для своего изобретения, то разве только в Америке. И Фултон решил возвратиться на родину, чтобы начать там дело практического применения пароходства.

Штат Нью-Йорк выдал им двадцатилетнюю монополию плавания на пароходах по Гудзону при условии выстроить в течение двух лет пароход, который будет идти против течения со скоростью пешехода. Ливингстон и Фултон заказали знаменитому Джеймсу Уатту, изобретателю паровой машины, и его компаньону Болтону (который по отношению к Уатту играл такую же роль, как Ливингстон по отношению к Фултону) паровую машину особого устройства, спроектированного Фултоном. Особенности эти давали машине способность проявлять нужную силу при наименьшем размере ее самой. Фултон отправился в Англию для надзора за изготовлением заказанной машины.

А в Англии очень обеспокоились давними испытаниями подводной лодки Фултона, посчитав ее реальной угрозой своему флоту. Адмиралтейство предложило ее изобретателю 15 тысяч долларов за то, чтобы он навсегда забыл свое создание. Деньги были огромные, но Фултон отказался от сделки.

Фултон привез заказанный им двигатель в Нью-Йорк и поставил его на уже построенное там Ливигстоном судно. Наступил решающий час – в кассе их компании денег больше не было. В августе 1807 года на производство опыта собралась масса народа. Вся набережная покрылась зрителями, которые были настроены очень скептически. Приготовления к отплытию встречались насмешками, когда Фултон поднялся на палубу парохода, готового к отплытию, он был встречен улюлюканьем. Но вот, по данному знаку машина была пущена в ход — и пароход двинулся против течения. Вместо свиста и насмешек раздались крики восторга. И чем больше усиливался ход парохода, тем неистовей выплескивались изумление и восторг толпы.

Только тот, кто столько трудился над осуществлением своей мечты, кто столько перестрадал за нее, сможет понять, что чувствовал Роберт Фултон, стоя за штурвалом своего первого в мире парохода. А через неделю был и первый регулярный рейс вверх по течению — до Олбани, 240 километров.

Но палуба оказалась пуста – ни один человек не решился ступить на столь необычный корабль, на это шипящее огненное чудовище, извергавшее дым и пламя. Лишь на обратном пути нашелся такой смельчак. «Я предложил бы вам выпить со мною бутылку вина за доверие, которое вы оказали моему судну, но я теперь так беден, что не в состоянии купить этой бутылки. Может быть, впоследствии мы свидимся, когда обстоятельства мои поправятся, и тогда я надеюсь распить с вами не одну бутылку доброго вина в память нынешнего дня», — дрожащим голосом сказал своему первому пассажиру Роберт Фултон (и они действительно встретились впоследствии – и распили-таки эту бутылочку!).

На радостях Фултон тут же устраивает и свою личную жизнь – он женится на племяннице своего верного компаньона Гарриет Ливингстон. Но мера жизни судьи Ливингстона подошла к концу – но он успел перед смертью увидеть триумф их дела и разделить эту радость с Робертом Фултоном.

Фултон выстроил еще несколько пароходов, в постройке был и огромный по тем временам военный паровой корабль, призванный охранять нью-йоркскую гавань. И в 50 лет от роду умер от простуды…

Сограждане Фултона поняли, каким великим человеком он был, и погребение его приняло характер национального чествования великого изобретателя: весь Нью-Йорк оделся в траур, Законодательная палата прекратила на время свои заседания, все общины и компании Нью-Йорка провожали Фултона в последний путь. И во все время печального шествия неумолкаемо гремели с верфи орудия его последнего парового корабля…