ЧТО ЛЮДИ ДУМАЛИ. «Оттепель». 1953–1964 годы
«ОТТЕПЕЛЬ»
Гаррисон Солсбери, корреспондент американской газеты в Москве с 1949 по 1955 год:
«Однажды, уже после смерти Сталина, я гулял по улице Горько
го. Я чувствовал, что что–то изменилось, но не мог понять, что именно. Я остановился и две или три минуты просто стоял, глядя на улицу и проходящую толпу. И вдруг меня осенило – не было людей в форме! Годами каждый второй носил форму, не обязательно военную – форму железнодорожников, шахтеров, речного транспорта, министерства связи. За одну ночь она исчезла. Мимо меня проходили мужчины в серых пальто, на которых еще виднелись следы сорванных, споротых погон и были пришиты новые пуговицы. Это стало символичной чертой послесталинского периода»
Леонид Мартынов
ГРАДУС ТЕПЛА
Все-таки
Разрешилась,
Больше терпеть не могла,
Гнев положила на милость.
Слышите: Градус Тепла!
И через зимние рамы
Школьный доносится гам,
К небу возносятся гаммы,
Чтенье идет по слогам.
И на спортивных площадках
Лед под покровом воды
В трещинках и отпечатках,
Будто цыплячьи следы.
Знаете, что это значит?
Это ведь он, наконец,
Прямо над лужами скачет
Градус тепла, как птенец.
Что уж он хочет, малютка,
Как уж он будет расти,
Как уж до первопутка
Он ухитрится дойти –
Кто его знает! Но радость
Всем нам весна принесла.
Вы понимаете: градус,
Благостный
Градус
Тепла!
1954 год
Евгений Носов, писатель:
«Как-то не верилось, что больше не станет тюрем. А по запредельным землям с вечной мерзлотой под ногами распускали лагеря, валили сторожевые вышки, усыпляли конвойных собак за ненадобностью дальнейшего применения.
И появились на станциях и в поездах уцелевшие и отпущенные узники – с лагерной свинцовой сединой, запавшими, поблеклыми глазами, задышливые, с подшаркивающим шагом, превратившиеся в стариков. Молчаливо, неразговорчиво пробирались они к своим домам, к таким же постаревшим, померкшим женам, к взрослым, неузнаваемым и неузнающим детям, к отвыкшей, отчуждившейся семье, вернее, к тому, что от нее осталось, ибо лучшие годы прошли по разные стороны разлучившей их проволоки. Многие из вернувшихся вскоре умерли: не смогли адаптироваться, не вынесли этого глотка свободы, как не выносят резкого всплытия наверх водолазы, долго пребывавшие на дне»
Александр Пумпянский, политолог:
«Сталинский социализм был именно таким совершенством, где ни убавить, ни прибавить. Хрущев поубавил репрессий, и все зашаталось. Горбачев прибавил свободы – и все рухнуло»
«РАЗОБЛАЧЕНИЕ КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ СТАЛИНА»
Жан-Поль Сартр, французский философ, 9 ноября 1956 год:
«Да, надо было понять, чего хочешь, как далеко готов зайти в проведении реформ, но не трубить об этом заранее, а осуществлять их постепенно. С этой точки зрения, самой грубой ошибкой был, по всей вероятности, доклад Хрущева, ибо, по моему мнению, публичное и торжественное разоблачение, с подробным перечислением всех преступлений, священного персонажа, так долго воплощавшего собой режим, является безумием, если подобная откровенность не подготовлена предварительным и значительным повышением уровня жизни населения. … Когда мы видим, насколько здесь, во Франции, доклад потряс коммунистов, интеллектуалов и рабочих, мы можем себе представить, насколько неподготовленны были, например, венгры к тому, чтобы понять этот ужасный рассказ о преступлениях и ошибках, сделанный без объяснения, без исторического анализа, без необходимых предосторожностей…»
Михаил Суслов, секретарь ЦК КПСС по идеологии:
«Мы вскрыли ошибки, которые сопутствовали культу личности Сталина, но мы никогда не будем осуждать Сталина за то, что он боролся с врагами партии и государства. Мы осуждаем его за то, что он бил по своим»
***
Культ личности забрызган грязью,
Но на сороковом году
Культ зла и культ однообразья
Еще по-прежнему в ходу.
И каждый день приносит тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И культ злоречья и мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести.
1956 год
ВОЗРОЖДЕНИЕ МЕЧТЫ
Из Программы КПСС, 1961 год:
«Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
Аркадий и Борис Стругацкие, из повести «Возвращение (Полдень. XXII век)», 1961 год:
«Город тонул в зелени – это Кондратьев видел, пролетая на птерокаре. Сверху казалось, что зелень заполняет все промежутки между крышами. …На ступеньках крыльца он остановился. Улицы не было.
Прямо от крыльца через густую высокую траву вела узкая тропинка. Шагах в десяти она исчезала в зарослях кустарника. За кустарником начинался лес – высокие прямые сосны вперемешку с приземистыми, видимо очень старыми, дубами. Вправо и влево уходили чистые голубые стены домов. …
Кондратьев поспешно свернул на боковую тропинку, миновал живую изгородь, пеструю от больших желтых и синих цветов, и остановился как вкопанный. Перед ним была самодвижущаяся дорога.
…Их начали строить давно, и теперь они тянулись через многие города, образуя беспрерывную разветвленную материковую систему от Пиренеев до Тянь–Шаня и на юг через равнины Китая до Ханоя, а в Америке – от порта Юкон до Огненной Земли. Женя рассказывал об этих дорогах, неправдоподобные вещи. Он говорил, будто дороги эти не потребляют энергии и не боятся времени; будучи разрушенными, восстанавливаются сами, легко взбираются на горы и перебрасываются мостами через пропасти. По словам Жени, эти дороги будут существовать и двигаться вечно, до тех пор, пока светит Солнце и цел земной шар. …
Стеклянные этажи над вершинами сосен внезапно кончились. Гигантская глыба серого гранита выросла над соснами. Кондратьев вскочил. На вершине глыбы, вытянув руку над городом и весь подавшись вперед, стоял огромный человек. Это был Ленин – такой же, какой когда–то стоял, да и сейчас, наверное, стоит на площади перед Финляндским вокзалом в Ленинграде. «Ленин!» – подумал Кондратьев. Он чуть не сказал это вслух. Ленин протянул руку над этим городом, над этим миром. Потому что это его мир – таким – сияющим и прекрасным – видел он его два столетия назад. …
На Планете было около ста тысяч скотоводческих ферм. Были фермы, разводившие коров, были фермы, разводившие свиней, были фермы, разводившие слонов, антилоп, коз, лам, овец. В среднем течении Нила работали две фермы, где пытались разводить гиппопотамов.
На Планете было около двухсот тысяч зерновых ферм. Там выращивали рожь, пшеницу, кукурузу, гречу, просо, маис, рис, гаолян. …Все вместе они составляли основу изобилия – гигантский, предельно автоматизированный комбинат, производящий продукты питания, – все, начиная от свинины и картофеля и кончая устрицами и манго. Никакие стихийные бедствия, никакие катострофы не грозили теперь Планете недородом и голодом. Раз и навсегда установившаяся система изобильного производства поддерживалась совершенно автоматически и развивалась столь стремительно, что приходилось принимать специальные меры против перепроизводства. Проблема питания перестала существовать так же, как никогда не существовала проблема дыхания. …
Прежняя цель коммуниста – изобилие и душевная и физическая красота – перестала быть целью. Теперь это реальность. Трамплин для нового, гигантского броска вперед»
Илья Ильф, писатель, из записных книжек:
«В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот, радио есть, а счастья нет…»
«МИРНОЕ СОРЕВНОВАНИЕ»
Стивен Кинг, американский писатель:
«Мне было десять лет… я находился в кинотеатре… В самый интригующий момент экран погас. На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины… Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм, но тут он заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас.
Я хочу сообщить вам, – начал он, – что русские вывели на орбиту вокруг Земли космический сателлит. Они назвали его… «спутник».
Помню очень отчетливо: страшное, мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким выкриком: голос был полон слез и испуганной злости:
– Давай показывай кино, врун!»
Эдвард Теллер, научный руководитель американской ядерной программы, из выступления по телевидению по поводу космического полета Юрия Гагарина:
«Америка проиграла сражение, которое превосходит по важности и масштабам битву в Перл-Харбор»
Роберт Скидельски, английский экономист и политолог:
«В 1961 году первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никита Хрущев выступил с замечательной речью. Он заявил, что в течение десяти лет Советский Союз перегонит Америку по объему промышленного производства, а через 25 лет – и по уровню благосостояния на душу населения. Мы вас похороним», – заявил Хрущев, обращаясь к Западу. Почти полвека спустя после прихода к власти большевиков в октябре 1917 года Хрущев выступал от имени революционного государства, которое казалось вполне уверенным в собственном будущем, а также в том, что и в будущем всего мира ему отведена ведущая роль. Насколько верил Хрущев в то, что говорил, неизвестно. Однако на Западе эти задиристые слова восприняли всерьез. Находясь в Лондоне в июне 1961 года, сразу после встречи с Хрущевым в Вене, президент Джон Кеннеди заявил премьер-министру Великобритании Гарольду Макмиллану, представителю Консервативной партии: «Они уже не боятся агрессии. Их ядерные силы не менее мощные, чем у Запада. У них надежно обеспечены тылы. Их экономика энергично развивается, и они скоро обгонят капиталистическое общество в борьбе за материальное благосостояние». И Макмиллан с ним согласился»
Уолтер Лакер, советолог:
«Они [западные эксперты] постоянно переоценивали экономические успехи СССР, в основном потому, что принимали всерьез цифры советской официальной статистики. Конечно, они не верили им полностью, но наивно полагали, что должна же быть какая-то связь между официальной статистикой и реальностью.
Они отказывались верить, что многие цифры были просто придуманы и что даже сами советские лидеры (особенно при Брежневе) так же плохо представляли себе реальное положение экономики страны, как и советологи, потому что их дезинформировали собственные подчиненные…
Парадоксальным образом эта пропагандистская ложь нанесла Советскому Союзу много вреда. Для западных правительств вывод о том, что советская экономика на самом деле сильнее, означал, что и на военные цели Москва тратит значительно больше, чем она тратила в реальности. Следовательно, и Западу нужно увеличить военные ассигнования.
Иначе говоря, в результате советской дезинформации гонка вооружений превратилась в жестокое соревнование, в котором Советский Союз победить не мог…»
ХРУЩЕВ
Гаррисон Солсбери, американский журналист, писатель:
«Никита Сергеевич Хрущев не поддается описанию. Всякий раз, как я пытаюсь найти какие-то слова, он срывается со страницы и бросается в жизнь, размахивая руками, работая челюстями, его крохотные свиные глазки мечут молнии, вздернутый нос суется во все, и весь он такой же сгусток ненасытного любопытства, как король обезьян в китайской сказке»
Андрей Грачев, публицист:
«Вспоминая о своих встречах с Хрущевым, тогдашний британский посол в Москве привел разговор, который, видимо, произвел на него неизгладимое впечатление: «А скажите, господин посол, – обратился как-то к нему на приеме Никита Сергеевич, – восьми ядерных ракет нам хватит на вашу Англию?» Посол не смутился: «Хватит и шести, господин премьер. Но имейте ввиду, что мы успеем ответить минимум двадцатью». Ответ почему-то привел Хрущева в восторг, и весь остаток вечера он не отпускал от себя нового английского друга»
Леонид Баткин, историк, культуролог:
«Не помню точно, когда (в 1957 году?) американские тележурналисты получили беспрецедентное разрешение записать на пленку интервью с Хрущевым. На советские киноэкраны вышел полнометражный документальный фильм, в котором высший руководитель коммунистической партии и государства, человек, сменивший в этой роли Сталина… разговаривал.
Хотя вопросы, разумеется, были переданы заранее, однако же, будучи абсолютно уверен в себе, идеологически горяч и агрессивно-словоохотлив, Никита Сергеевич не подглядывал ни в какие бумажки. Так сказать, импровизировал, то и дело отклоняясь в строну.
Боже мой, что он нес! Какую самодовольную и малограмотную галиматью!
За давностью не помню ни слова, только общее впечатление. Из обшарпанного зала харьковского кинотеатра… я вышел потрясенный и раздавленный.
Ведь это впервые у нас появилась возможность неспешно разглядеть вблизи лидера Страны Советов и оценить его человеческий и умственный уровень. До этого кремлевских властителей судеб окутывала некая заоблачная тайна. Конечно, я и до фильма не предполагал тут какой-то чрезвычайной значительности, тем более блеска… Но все-таки те, кто сумел взобраться на самые вершины власти в гигантской стране, государственные мужи такого масштаба – как дотоле казалось в мои примерно двадцать пять лет, – должны бы быть людьми особого опыта и обдуманных, веских речей?
Оказалось же, что на экране обычный «выдвиженец». Только возглавляющий не колхоз, не райотдел милиции, не провинциальную кафедру «марксизма-ленинизма» или иное совучреждение, а всю КПСС. …
Действительная кремлевская тайна для меня приоткрылась. Она состояла в органической однородности серого сталинского «нового класса», в его убожестве снизу доверху. Это власть троечников. Впрочем, иногда от природы совсем неглупых, хитрых, ушлых, даже способных и вообще-то разных»
Из речи Никиты Хрущева во время визита в США:
«Вы говорите: главный двигатель энергии людей, ума, инициативы – это нажива, или, по-вашему, бизнес. Мы говорим другое: главный двигатель – это сознание человека, сознание того, что он свободен, работает на себя, на своих близких, на свое общество, что средства производства принадлежат обществу, а не отдельной личности, которая наживается на эксплуатации чужого труда.
Вы против нашей концепции, а мы против вашей. Что же нам делать? Живите себе в условиях капитализма, со своими концернами и со всем тем, что вы имеете. Не помогайте «заблудшей овце господней» – советскому народу, который избрал путь строительства социализма! Вам же лучше будет, если мы скоро провалимся и вернемся в царство капитализма. Почему вы должны волноваться, если мы, как вам кажется, не на правильном пути? (Смех)… Кое-кто из вас может считать, что я не понимаю некоторых простых вещей. Конечно, это их дело. Но я тоже вправе сказать таким людям, что они еще не доросли до понимания того нового, чем является коммунистическое строительство»
Из воспоминаний председателя Комитета госбезопасности Александра Шелепина:
«Помню такой случай… Собрали сход. Никита Сергеевич говорил два часа – убеждал односельчан отказаться от приусадебных участков. «Земляки, поддержите меня. Зачем вам свиньи, коровы – возиться с ними? Колхоз и так вам все продаст по государственной цене». И так далее и тому подобное. Из толпы послышался возглас: «Никита, ты что, сдурел?» И сельчане стали расходиться. Хрущев обозлился и уехал»
Александр Шелепин об октябрьском пленуме ЦК КПСС 1964 года:
«В конце заседания выступил Хрущев. Его выступление очень запомнилось…
«Я не прошу у вас милости. Уходя со сцены повторяю: бороться с вами не собираюсь и обмазывать вас не буду, так как мы единомышленники. Я сейчас переживаю, но и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря ЦК и говорить полным голосом. Разве я «культ»? Вы меня кругом обмазали говном, а я говорю: «Правильно». Разве это «культ»?..
Я в кости и бильярд никогда не играл. Я всегда был на работе. Я благодарю вас за предоставляемую мне возможность уйти в отставку. Прошу вас, напишите за меня заявление, и я его подпишу. Я готов сделать все во имя интересов партии. Я сорок шесть лет в партии состою – поймите меня! Я думал, что может вы сочтете возможным учредить какой-либо почетный пост, но я не прошу вас об этом. Где мне жить – решите сами. Я готов, если надо, уехать куда угодно»
Андрей Грачев, публицист:
«Хрущев не был первым и наверняка не останется последним руководителем, ставшим жертвой собственной политики: как и положено истинному реформатору, он разбудил процессы, развитие которых не был способен сам контролировать. И хотя это редко ставят в заслугу политику, он достоин самой высокой оценки за главное: Хрущев избавил страну от страха, не учтя, правда, при этом, что именно страх был символом и главным инструментом власти в России в предшествующие ему советские и досоветские годы.
В результате освобождения от страха перед ночным арестом номенклатура воспользовалась этим, чтобы избавиться от непредсказуемого вождя… Избавленные же от страха, а стало быть, и от почтения перед властью, подданные без сожаления расстались с тем, кто разбудил в них надежду на чудесное изменение жизни, но сам оказался неспособным на чудеса.
До сих пор… мы срываем на нем свое раздражение, не осознавая, что воплотившиеся в нем и в его поступках контрасты – это противоречия нас самих…»
Михаил Ромм, кинорежиссер:
«Пройдет совсем немного времени, и забудется и Манеж, и кукуруза… А люди будут долго жить в его домах. Освобожденные им люди… И зла к нему никто не будет иметь – ни завтра, ни послезавтра. И истинное значение его для всех нас мы осознаем только много лет спустя… В нашей истории достаточно злодеев – ярких и сильных. Хрущев – та редкая, хотя и противоречивая фигура, которая олицетворяет собой не только добро, но и отчаянное личное мужество, которому у него не грех поучиться всем нам»
[Манеж — имеется в виду известный инцидент на выставке в московском Манеже (1962), где Хрущев обрушился с грубой бранью на художников и скульпторов, творчество которых ему было не понятно. Один из них, Эрнст Неизвестный, создал надгробие на его могиле…]
КАРИБСКИЙ КРИЗИС
Из книги «Россия (СССР) в локальных войнах и военных конфликтах второй половины ХХ века»:
«Сосредоточение 51-й ракетной дивизии на Кубе началось с 9 сентября 1962 г. с прибытием теплохода «Омск» в порт Касильда и завершилось 22 октября с объявлением блокады острова Соединенными Штатами. Ракеты в контейнерах перевозились на судах типа «Полтава», на большинстве из которых были установлены по две 23-мм спаренные зенитные установки (ЗУ-23), снабженные каждая 2400 снарядами. Боевая и специальная техника грузилась в трюмы и твиндеки, а автомобили, тракторы – на верхнюю палубу, чем создавалась видимость перевозки сельскохозяйственных машин. Ракетные катера, размещенные на палубе, обшивались досками и обивались металлическими листами, чтобы их нельзя было сфотографировать инфракрасной аппаратурой. Иностранные лоцманы на суда не допускались: для них заранее готовились подарки, которые спускались на веревках, и капитаны получали «добро». При выполнении задач переходов частично учитывался опыт переброски советских добровольцев в Испанию в 1936–1937 гг.
С размещением личного состава на транспортах были проблемы. Трюмы буквально набивались людьми, которым почти месяц суждено было находиться в раскаленной стальной «коробке». Для соблюдения режима секретности выход военнослужащих на палубу был ограничен (только ночью группами по 20–25 человек). Люки твиндеков, где они размещались, накрывались брезентом, и воздух подавался только по системе вентиляции. Температура внутри достигала порой 50°. Пища выдавалась два раза в сутки в ночное время. Многие продукты (к примеру, сливочное масло, мясо и овощи) из-за высоких температур быстро портились. Были случаи болезней и даже смерти людей. Их хоронили по морскому обычаю – зашивали в брезент и опускали в море. …
Всего в составе дивизии на Кубу прибыло 7956 человек… Для дивизии успели доставить следующее ракетно-ядерное оружие: 42 ракеты Р-12 (из них 6 учебных); 36 головных частей с ядерными боезарядами для Р-12; 24 головные части с ядерными боезарядами для Р-14.
Ввиду невозможности доставки ракет Р-14 и основной части личного состава 665-го и 666-го ракетных полков из-за морской блокады острова со стороны ВМС США, боевой порядок в составе дивизии занимали в первую очередь 79, 181 и 664-й ракетные полки. …
Дивизия сосредоточилась и была приведена в боевую готовность… 27 октября она была способна нанести ракетно-ядерный удар со всех 24 стартовых позиций. Имевшийся боезапас обеспечивал полтора залпа. …
…Военно-политическое руководство СССР, судя по имеющимся архивным документам, на протяжении трех предшествующих кризису месяцев не считало необходимым предпринимать какие-либо «специальные» пропагандистские акции в отношении Кубы, передислокации Группы советских войск на остров и западных держав. Единственным исключением, пожалуй, явился утвержденный Секретариатом ЦК КПСС от 10 октября 1962 г. один из шести пунктов «предложения В. Семичастного», в котором Председатель КГБ отмечал, что необходимо через «неофициальные возможности» разведки «организовать выступления некоторых видных общественных деятелей Западной Европы» с призывом не допустить экономической блокады и агрессии против Кубы. Комитет Госбезопасности считал, что «…в случае начала американской блокады должен быть организован единый фронт помощи Кубе и проведена неделя бойкота американских товаров с одновременным отказом во всех странах продажи американцам каких бы то ни было товаров».
Никита Хрущев, из послания Фиделю Кастро, 30 октября 1962 года:
«У нас сложилось мнение, что наши стратегические ракеты на Кубе стали притягательной силой для империалистов: они перепугались из-за боязни, что ракеты будут пущены в ход, 
могли пойти на то, чтобы вывести их из строя бомбежкой или осуществить вторжение на Кубу. И надо сказать, что они могли вывести ракеты из строя…
В телеграмме от 27 октября Вы предложили нам первыми нанести удар ядерным оружием по территории противника [выделено нами — авт.]. Вы, разумеется, понимаете, к чему это привело бы. Ведь это был бы не просто налет, а начало мировой термоядерной войны.
… В первую очередь в огне войны сгорела бы Куба»
Фидель Кастро, из послания Никите Хрущеву, 31 октября 1962 года:
«…Тот, кто разговаривал с Вами, не был подстрекателем, а бойцом в наиболее опасном окопе.
…Многие кубинцы переживают в этот момент мгновения непередаваемой горечи и печали»
Никита Хрущев, из послания Фиделю Кастро, 31 октября 1962 года:
«…Нам война не нужна. Она нужна агрессивным силам, тем сумасшедшим, которые потеряли перспективу на выигрыш в мирном соревновании с социализмом. Поэтому они и думают, если уж им все равно умирать, так умирать, как говорится, с музыкой, хотя бы этой музыкой были разрывы атомных бомб.
Нам же, людям, строящим светлое будущее для человечества – коммунизм, нет никакого расчета умирать ни с музыкой, ни без музыки. Мы должны жить, чтобы довести до окончательной победы дело коммунизма…»
Фидель Кастро, из разговора с советским представителем, ноябрь 1962 года:
«…Уступки со стороны Советского Союза [Соединенным Штатам] произвели гнетущее впечатление. Психологически наш народ не был готов к этому. Возникло чувство глубокого 
разочарования, горечи, боли. Как будто нас лишили не ракет, а самого символа солидарности. Сообщение о демонтаже ракетных установок и возвращении их в СССР сначала показалось нашему народу наглой ложью. Ведь народ Кубы не знал… о том, что ракеты продолжают принадлежать Советской стороне. Кубинский народ… привык к тому, что Советский Союз передавал нам оружие и оно становилось нашей собственностью…
Почему это решение принято односторонне, почему у нас забирают ракеты?»
ОПЕРАЦИЯ «АНАДЫРЬ»
Николай Черкашин, капитан 1 ранга:
«Самой яростной, самой опасной схваткой советского и американских флотов за все десятилетия «холодной войны» была та, что разыгралась поздней осенью 1962 года. В ответ на морскую блокаду США Кубы Хрущев приказал бросить в Карибское море подводные лодки. В случае перехвата советских судов они должны были нанести по американским кораблям удар из-под воды. Генсек и министр обороны были уверены, что в зону конфликта ушли подводные атомные крейсера. Но единственный пока что на флоте ракетоносец К-19 находился после тяжелейшей аварии с реактором в ремонте, а все остальные атомарины только-только вводились в строй. Выбор главкома пал на 4-ю эскадру дизельных подводных лодок в Полярном.
Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти что военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики, в жаркие тропические моря. Все равно, что перебросить пингвинов на выживание в Африку. А «брода» в тех неведомых водах не знал никто, даже родимая гидрографическая служба… Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком, какие ловушки противолодочной обороны США приуготовлены на случай большой войны… Шли в неведомое…
Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами – по одной на каждую лодку.
…Задача..: совершить скрытный переход через Атлантику и обосноваться в кубинском порту Мариэль, это чуть западнее Гаваны…
Рассказ… командира Б-4 капитана 2 ранга Рюрика Кетова:
«Провожать нас прибыл заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал Фокин… Фокин спрашивает:
– Давайте, товарищи, говорите, что вам неясно?
Все мнутся. Тут начальник штаба Вася Архипов:
– Нам неясно, зачем мы взяли атомное оружие?
– Установка такая. Вы должны с ним освоиться, – ответил кто-то из начальства.
– Хорошо. Но когда и как его применять?
Молчание. Потом Фокин выдавил, что не имеет полномочий сообщать об этом. Начальник Главного штаба флота адмирал Россохо крепко выругался и произнес:
– Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье – по приказу из Москвы!»
Не могу представить, что творилось в те дни на душе у Агафонова. Полярнинская эскадра вступила в черную полосу. Сначала безвестно сгинула в море со всем экипажем подводная лодка С-80. Потом, в январе, рванули торпеды на стоявшей в гавани Б-37. Чудовищный взрыв разворотил не только злополучную субмарину, но и сошвартованную с ней С-350, унеся более ста двадцати моряцких жизней. Летом, в июле, запылал пожар в носовом торпедном отсеке Б-139, обещая подобный же губительный взрыв. Агафонов, оставшись на эскадре за старшего, бросился на мостик горящей лодки и приказал немедленно отходить от причала. Он вывел Б-139 на середину Екатерининской гавани – если грохнут торпеды, то хоть другие корабли не пострадают. О себе не думал. Пожар укротили только к вечеру – через семь часов после возгорания… И вот теперь этот поход… Написать завещание? А что завещать-то? Квартира казенная, кортик, да два чемодана нажитого…
От Азорских островов повернули на Багамы. Отсеки превратились в автоклавы… Механизмы исходили маслом, люди – потом, сосновые переборки в жилых отсеках – смолой.
Когда-то мореплаватели считали Саргассово море непроходимым из-за зарослей гигантских водорослей, цеплявшихся за днища кораблей. Американцы сделали этот миф явью, только вместо исполинских растений по морскому дну стелились тысячи километров кабелей, связывавших разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи в единую оповестительную систему. …Невидимый и неслышимый подводный соглядатай залег на дне Саргассова моря. Вот на его прозрачной во всех отношениях арене и разыгралась драма северофлотских подводных лодок. Драма, едва не ставшая трагедией…
Первым испил горькую чашу экипаж подводной лодки Б-130. Ею командовал капитан 2 ранга Николай Шумков…
На больших океанских подводных лодках 614-го проекта стояли три дизеля, три линии вала, три винта. Один скиснет – есть еще два, на худой конец и на одном управиться можно. Но на «сто тридцатке» вышли из стоя сразу три довольно новых форсированных двигателя. Тут попахивало мистикой Бермудского треугольника, на южных границах которого и крейсировала Б-130. А точнее – халтурой рабочих Коломенского завода, по вине которых треснули приводные шестерни. Запасные детали такого рода в бортовой комплект не входили. Их даже не оказалось потом на складах Северного флота. Вышедшие из строя двигатели подлежали только заводскому ремонту. В ночь на 25 октября, разрядив аккумуляторную батарею, обезноженная субмарина всплыла в надводное положение. И сразу же на нее пошли со всех четырех сторон американские эсминцы, давно поджидавшие загнанную добычу…
Корабли неслись на всех парах с явным намерением таранить русскую лодку От удара по корпусу спасли сорок секунд и двадцать метров уже набранной глубины. Вой рубящих воду винтов пронесся над головами подводников…
Срочное погружение лишь спасло от тарана, но не от взрывов глубинных бомб. …Это глубинные гранаты – сигналы о немедленном всплытии. Как бы не так!
От взрыва одной из гранат заклинило носовые рули глубины. Забортная вода просочилась в электротехнический отсек.
– Центральный! Шестой топит!!.. – вскрикнул динамик межотсечной связи. В шестом гудят гребные электромоторы, там ходовые станции под напряжением… Туда соленой воды плеснуть – все равно что бензином тлеющие угли окатить Вот только пожара до полной беды не хватало!
… А до грунта – аж пять с половиной километров. Похоже, амба!
– Центральный! Течь ликвидирована!..
А корпус лодки звенел, будто по нему хлестали бичами. Хлестали, только не бичами, а импульсами гидролокаторов, Эсминцы, нащупав ультразвуковыми лучами стальную акулу, взяли ее в плотную «коробочку». Шумков попытался вырваться из нее на жалких остатках энергозапаса. Дергался вправо, влево, менял глубины – куда там. Что-что, а электроника у американцев классная. Сталь стонала под ударами посылок…
Шумков:
– Удивить – победить! Удивить американцев мы могли только одним: развернуться на циркуляции и рвануть в сторону Америки. Что мы и сделали…
Эсминцы-охотники и в самом деле этого не ожидали. Полуживая рыбина вырвалась из сети гидролокаторных лучей и на пределе сил вышла из зоны слежения. Б-130 уходила от преследователей со скоростью… пешехода. Старая и порядком истощенная батарея, которую не успели сменить перед походом, выжимала из своих пластин последние ампер-часы. Забрезжившая было надежда на успешный исход поединка снова стала меркнуть, едва акустик бросил в микрофон упавшим голосом:
– По пеленгу… слышу работу гидролокатора.
Шумков сник – сейчас снова накроют… Батарея разрядилась… Если замрет самый слабосильный мотор экономхода, то лодку просто не удержать на глубине – начнет тонуть. Всплывать?
Шумков оглядел мокрые изможденные лица своих людей, заросшие черной щетиной. Четвертые сутки они дышали не воздухом даже – чудовищным аэрозолем из паров соляра, гидравлики, серной кислоты, сурьямистого водорода и прочих аккумуляторных газов. Эта адская взвесь разъедала не то что легкие – поролоновые обрезки, которыми были набиты подушки. Шумков не сомневался, что его экипаж дышал бы этим ядом и пятые и шестые, и седьмые сутки, если бы позволял запас энергии для подводного хода. Но он иссяк раньше, чем человеческие силы.
– По местам стоять! К всплытию!
Американские вертолетчики, зависнув над морем, с замиранием сердца следили, как в прозрачной синеве водной толщи смутно забрезжило длинное тело черного чудища. Б-130 – по американской классификации лодка типа «фокстрот»…
Эсминцы немедленно взяли лодку в тесное кольцо. Так конвоиры держат пойманного беглеца.
Сгрудившись у лееров, американские моряки в белых тропических шортах и панамках с интересом разглядывали полуголых, в синих разводах людей которые жадно хватали ртами свежий воздух. Откуда им было знать после своих настуженных кондиционерами кают и кубриков, из какого пекла вырвались эти доходяги? И уж вовсе не могли догадаться о том, что синий цвет их телам придавали линючие синие трусы и майки фасона «Родина дала, Родина и смеется».
В Москву полетела неслыханная, немыслимая, убийственная шифрограмма: «Вынужден всплыть. Широта… Долгота… Окружен четырьмя эсминцами США…»
Этот текст радиотелеграфисты выбрасывали в эфир 17 раз. Американцы забивали канал связи помехами…
С грехом пополам наладили один дизель и медленно двинулись на норд-ост – на встречу с высланным спасательным судном СС-20. Эсминцы сопровождали коварный «фокстрот» до точки рандеву, пока не убедились, что подводную лодку взяли на буксир и никаких фокусов она больше не выкинет.
Через несколько суток участь шумковской лодки разделила и Б-36, которой командовал бывалый подводник капитан 2 ранга Алексей Дубивко. Б-36 почти что прорвалась в Карибское море.., однако неожиданное распоряжение Главного штаба заставило ее выйти из пролива и занять позицию поодаль. Этот до сих пор непонятный Дубивко приказ навлек на «тридцатьшестерку» позор принудительного всплытия. Все было почти так же, как у Шумкова. После двухсуточного поединка с кораблями-охотниками, разрядив батарею, Б-36 всплыла на радость супостату.
«Нужна ли помощь? – запросил по светосемафору флагманский эсминец «Чарльз Сесил», не сводя с лодки наведенных орудий…
…Развернув нос лодки в направлении Кубы, Дубивко выжидал. Выжидал очередной смены воздушных конвоиров. Когда дежурная пара «Си кингов» («Морских королей») улетела заправляться на авианосец, а их сменщики еще раскручивали на палубе винты, Дубивко скомандовал «срочное погружение». Никогда еще лодки не погружались столь стремительно. Уйдя за считанные секунды на глубину, Дубивко круто изменил курс и поднырнул под флагманский эсминец. Затем спикировал на двести метров вниз и на полном ходу, описав полукруг, лег на обратный курс – прочь от Кубы.
…Американские противолодочники, озверев от выходок русских подводников, сполна отыгрались на третьей «поднятой» субмарине – Б-59 (командир капитан 2 ранга Валентин Савицкий). Она всплыла посреди поискового ордера в миле от авианосца «Рэндолф», стоявшего в охранении дюжины крейсеров, эсминцев и фрегатов. В предрассветной темени на лодку спикировал палубный штурмовик «Треккер». Душераздирающий рев моторов, снопы мощных прожекторов оглушили и ослепили всех, кто стоял на мостике. В следующую секунду из-под крыльев самолета вырвались огненные трассы, которые вспороли море по курсу Б-59. Не успели опасть фонтаны поднятой снарядами воды, как с правого борта пронесся на высоте поднятого перископа второй штурмовик, подкрепив прожекторную атаку пушечной очередью по гребням волн. За ним немедля пролетел третий «Треккер», разрядив свои пушки вдоль борта беспомощной субмарины. Потом – четвертый, пятый… Седьмой… Десятый… Двенадцатый…
Едва закончилась эта воздушно-огненная феерия, как к лодке ринулся эсминец «Бэрри», должно быть, полюбоваться произведенным впечатлением. С кормы, справа и слева подходили еще три его собрата, нацелив на «фокстрот» расчехленные орудийные автоматы, торпедные аппараты и бомбометы. Намерения у них были самые серьезные…
– Чей корабль? Назовите номер! Застопорьте ход! – Запросы и команды, усиленные электромегафоном, неслись с «Бэрри» на русском языке. По-русски отвечал и Савицкий, направив в сторону эсминца раструб видавшего виды «матюгальника»:
– Корабль принадлежит Советскому Союзу! Следую своим курсом. Ваши действия ведут к опасным последствиям!
С антенны Б-59 срывалась одна и та же шифровка, адресованная в Москву: «Вынужден всплыть… Подвергаюсь постоянным провокациям американских кораблей… Прошу дальнейших указаний». В эфире вовсю молотили «глушилки». Только с сорок восьмой попытки (!) Москва услышала наконец голос «Буки полста девятой»…
Малым ходом, ведя форсированную зарядку батареи, затравленная субмарина упрямо двигалась на запад. Весь день эсминцы-конвоиры мастерски давили на психику: резали курс под самым форштевнем, заходили на таранный удар и в последнее мгновение резко отворачивали, обдавая лодку клубами выхлопных газов и матерной бранью, сбрасывали глубинные бомбы, норовя положить их в такой близости, что от гидравлических ударов в отсеках лопались лампочки…
Б-59 шла в окружении четырех эскадренных миноносцев, которые перекрывали ей маневр по всем румбам. Единственное направление, которое они не могли преградить, это путь вниз – в глубину…
…С мостика «Бэрри» заметили, как два полуголых русских матроса вытащили на кормовую надстройку фанерный ящик, набитый бумагами. Подводники явно пытались избавиться от каких-то изобличающих их документов. Раскачав увесистый короб, они швырнули его в море. Увы, он не захотел тонуть – груз был слишком легок. Течение быстро отнесло ящик в сторону. И бдительный эсминец двинулся за добычей. Для этого ему пришлось совершить пологую циркуляцию. Когда дистанция между ним и лодкой выросла до пяти кабельтовых (чуть меньше километра), подводная лодка в мгновение ока исчезла с поверхности моря. Нетрудно представить, что изрек командир «Бэрри», вытаскивая из ящика размокшие газеты «На страже Заполярья», конспекты классиков марксизма-ленинизма и прочие «секретные документы». …Б-59 еще раз изменила курс и глубину и, дав полный ход, навсегда исчезла для своих недругов.
Только одна лодка из всего отряда – Б-4 – та самая, на которой находился комбриг Агафонов, ни разу не показала свою рубку американцам. Конечно, ей тоже порядком досталось: и ее загоняли под воду на ночных зарядках самолеты, и по ее бортам хлестали взрывы глубинных гранат, и она металась, как зафлаженный волк, между отсекающими барьерами из гидроакустических буев, но военная ли удача, а пуще – опыт двух подводных асов – Виталия Агафонова и командира капитана 2 ранга Рюрика Кетова – уберегли ее от всплытия под конвоем.
…Агафонов листал справочник по иностранным флотам. Все американские противолодочные авианосцы были построены в годы прошлой войны для действий против немецких и японских субмарин. Возможно, командиры того же «Эссекса» или «Рэндолфа» воевали в сорок пятом против японцев, как и лейтенант Агафонов. Теперь интриги политиканов свели их в Саргассовом море, как ярых врагов…
Охота на русских стальных акул продолжалась больше месяца…
В Полярный вернулись перед самым Новым годом. Вернулись со щитом. Вернулись все – целые и невредимые. Вернулись без единого трупа на борту, чего не скажешь об иных, куда более мирных «автономках».
Встретили 69-ю бригаду хмуро. Из Москвы уже приехали, как выразился один из командиров, «седые мужчины с мальчишеской искрой в глазах и большими лопатами – дерьмо копать». У комиссии из Главного штаба была одна задача: назначить виновных «за потерю скрытности». Никто из проверяющих не хотел брать в толк ни обстоятельства похода, ни промахи московских штабистов, ни реальное соотношение сил. Лишь профессионалы понимали, какую беспрецедентную задачу выполнили экипажи четырех лодок. «Живыми не ждали!» – четко признавались они…
Маршалы из Министерства обороны и партийные бонзы из ЦК КПСС долго не могли уяснить, почему подводникам рано или поздно приходилось всплывать на поверхность. Командиров кораблей вызвали держать ответ в Большой дом на Арбате. Разбор вел первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза Андрей Гречко.
Рассказывает капитан 1 ранга в отставке Рюрик Кетов:
«Вопросы стали задавать один чуднее другого. Коля Шумков, например, докладывает, что вынужден был всплыть для зарядки батарей. А ему: «Какая такая зарядка? Каких таких батарей?»
– На каком расстоянии от вас были американские корабли?
– Метрах в пятидесяти.
– Что?! И вы не забросали их гранатами?!
Дошла очередь до меня.
– Почему по американским кораблям не стрелял? – кипятился Гречко.
– Приказа не было.
– Да вы что, без приказа сами сообразить не смогли?
Тут один из цековских дядечек тихонько по стакану постучал. Маршал, как ни кричал, а услышал, сразу притих. Долго не мог врубиться, почему мы вынуждены были всплывать. Еще раз пояснили, что ходили мы к Кубе на дизельных подводных лодках, а не на атомных. Дошло!
– Как не на атомных?!! – заревел маршал.
Сдернул с носа очки и хвать ими по столу. Только стекла мелкими брызгами полетели. Высшее военно-политическое руководство страны полагало, что в Карибское море были направлены атомные лодки. Позже мне стало известно, что одну атомную лодку послали впереди нас, но у нее что-то сломалось, и она вынуждена была вернуться на базу».
А лукавые царедворцы не стали передокладывать Хрущеву, какие именно лодки ушли на Кубу.
Слава Богу, что у капитана 1 ранга Агафонова и его командиров хватило выдержки и государственного ума, чтобы не стрелять по американским кораблям, не ввергнуть мир в ядерный апокалипсис»;
«И когда в ярко-синих волнах Саргассова моря всплыла под дулами американских крейсеров черная в кровавых подтеках сурика рубка подводной лодки, все, кто был наверху, увидели без биноклей, как из люка вылез неимоверно худой, в одних трусах человек, бледный, как картофель из погреба, весь в странных зеленых пятнах. Шатаясь под ветром, он с трудом поднялся на мостик и, опираясь на древко, развернул бело-синее полотнище Военно-Морского Флага СССР. Тогда, в 1962-м, советских подводников бросили под американские авианосцы, как бросали в 41-м пехоту под немецкие танки»
Из книги «Россия (СССР) в локальных войнах и военных конфликтах второй половины ХХ века»:
«Следует отметить, что к концу 90-х годов заметно активизировались российско-кубинские отношения. Одновременно определенный прогресс наметился и в американо-кубинских контактах. США возобновили гуманитарную помощь Кубе, разрешили американским кубинцам переводить своим родственникам на остров до 1200 долларов в год. А эти переводы, вкупе с расходами кубино-американцев, посещающих свою родину, дают ее казне больше, чем прославленный сахарный тростник»
ПОЭТ И ВЛАСТЬ
Из стенограммы суда над Иосифом Бродским 1964 года в Ленинграде:
Сорокин (общественный обвинитель): Наш великий народ строит коммунизм. В советском человеке развивается замечательное качество – наслаждение общественно полезным трудом. Процветает только то общество, где нет безделья. Бродский далек от патриотизма. Он забыл главный принцип – кто не работает, тот не ест. А Бродский на протяжении многих лет ведет жизнь тунеядца. …
Бродского защищают прощелыги, тунеядцы, мокрицы и жучки. Бродский не поэт, а человек, пытающийся писать стишки.
Он забыл, что в нашей стране человек должен трудиться, создавать ценности: станки, хлеб. Бродского надо заставить трудиться насильно. Надо выселить его из города-героя. Он – тунеядец, хам, прощелыга, идейно грязный человек. …
Свидетельница Ромашова (преподавательница марксизма-ленинизма в училище им. Мухиной): Я лично Бродского не знаю. Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин говорил, что талант – это прежде всего труд. А Бродский? Разве он трудится? Разве он работает над тем, чтобы сделать свои стихи понятными народу? Меня удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в Советском Союзе может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом, так по-товарищески советовал ему учиться. Я как секретарь партийной организации училища имени Мухиной могу сказать, что он плохо влияет на молодежь. …
Адвокат: А сами вы знакомы со стихами Бродского?
Ромашова: Знакома. Это у-жас. Не считаю возможным их повторять. Они ужа-а-сны.
Иосиф Бродский
КНИГА
«Пришлите мне книгу со счастливым концом…»
Н. Хикмет
Путешественник, наконец, обретает ночлег.
Честняга блондин расправляется с подлецом.
Крестьянин смотрит на деревья
и запирает хлев
на последней странице
книги
со счастливым концом.
Упоминавшиеся созвездия капают в тишину,
в закрытые окна, на смежающиеся ресницы.
…В первой главе деревья
молча приникли к окну,
и в уснувших больницах больные кричат, как птицы.
Иногда романы заканчиваются днем.
Ученый открывает окно, закономерность открыв,
тот путешественник
скрывается за холмом,
остальные герои встречаются в обеденный перерыв.
Экономика стабилизируется,
социолог отбрасывает сомнения.
У элегантных баров
блестят скромные машины.
Войны окончены. Подрастает поколенье.
Каждая женщина может
рассчитывать на мужчину.
Блондины излагают разницу
между добром и злом.
Все деревья – в полдень – укрывают крестьянина
тенью.
Все самолеты благополучно
возвращаются на аэродром.
Все капитаны
отчетливо видят землю.
Глупцы умнеют. Лгуны перестают врать.
У подлеца, естественно, ничего не вышло.
…Если в первой главе кто-то продолжает орать,
то в тридцатой это, разумеется же, не слышно.
Сексуальная одержимость и социальный оптимизм,
хорошие эпиграфы из вилланделей, сонетов, канцон,
полудетективный сюжет, именуемый – жизнь.
…Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!
1962 год
СТАНСЫ ГОРОДУ
Да не будет дано
умереть мне вдали от тебя,
в голубиных горах,
кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано
и тебе, облака торопя,
в темноте увидать
мои слезы и жалкое горе.
Пусть меня отпоет
хор воды и небес, и гранит
пусть обнимет меня,
пусть поглотит,
сей шаг вспоминая,
пусть меня отпоет
пусть меня, беглеца, осенит
белой ночью твоя
неподвижная слава земная.
Все умолкнет вокруг.
Только черный буксир закричит
посредине реки,
исступленно борясь с темнотою,
и летящая ночь
эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей
и с посмертной моей правотою.
1962 год
Приговор: И. Бродский систематически не выполняет обязанностей советского человека по производству материальных ценностей и личной обеспеченности, что видно из частой перемены работы.
Предупреждался органами МГБ в 1961 году и в 1962 году – милицией. Обещал поступить на постоянную работу, но выводов не сделал, продолжал не работать, писал и читал на вечерах свои упадочнические стихи. Из справки Комиссии по работе с молодыми писателями видно, что Бродский не является поэтом. Его осудили читатели газеты «Вечерний Ленинград». Поэтому суд применяет указ от 4/V.1961 года: сослать И. Бродского в отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда».
Иосиф Бродский, из речи при вручении ему Нобелевской премии по литературе, 1987 год:
«…Ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний за преступления против литературы. И среди преступлений этих наиболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т.п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое – пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация – она платит за это своей историей. …
Мне не хочется распространяться на эту тему, не хочется омрачать этот вечер мыслями о десятках миллионов человеческих жизней, загубленных миллионами же… во имя торжества политической доктрины, несостоятельность которой уже в том и состоит, что она требует человеческих жертв для своего осуществления. Скажу только, что … для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительней, чем для человека, Диккенса не читавшего. И я говорю именно о чтении Диккенса, Стендаля, Достоевского, Флобера, Бальзака, Мелвилла и т. д., то есть литературы, а не о грамотности, не об образовании. Грамотный-то, образованный-то человек вполне может, тот или иной политический трактат прочтя, убить себе подобного и даже испытать при этом восторг убеждения. Ленин был грамотен, Сталин был грамотен, Гитлер тоже; Мао Цзэдун, так тот даже стихи писал; список их жертв, тем не менее, далеко превышает список ими прочитанного»
Михаил Шолохов, писатель, лауреат Нобелевской премии, из выступления на ХХIII съезде КПСС о писателях Андрее Синявском и Юлии Даниэле, опубликовавших свои книги за рубежом:
«Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным самосознанием, ох, не ту меру получили бы эти оборотни!»
ЛИТЕРАТУРА