РУСЬ НАКАНУНЕ МОНГОЛЬСКОГО НАШЕСТВИЯ

 

Василий КЛЮЧЕВСКИЙ

 

Новгород

«Древнерусский князь не воплощал всей полноты власти. Он должен был делить ее и с боярством, и с дружиной, и с вечем. Менее всего он мог считать себя хозяином своей земли…  При таких условиях оказалось возможным даже создание в Новгороде единственной в своем роде Православной демократии. С точки зрения свободы, существенно не верховенство народного собрания. Само по себе вече ничуть не более князя обеспечивало свободу личности. На своих мятежных сходках оно подчас своевольно и капризно расправлялось и с жизнью, и с собственностью сограждан. Но само разделение властей, идущее в Новгороде далее, чем где-либо, между князем, «господой» [городской «верхушкой»], вечем и «владыкой» [главой новгородской епархии] давало здесь больше возможностей для личной свободы. Оттого такой вольной рисуется нам, сквозь дымку столетий, жизнь в древнем русском народоправстве»

(Георгий Федотов, историк)

 

«…Те земли русские, кои остались нетронутыми ни татарами, ни соседями, устояли и развились на просторе собственными своими силами, как бы в доказательство того, что способен совершить русский человек, когда он может располагать собою: Новгород и Псков останутся навсегда единственным проблеском в этом тысячелетнем мраке русского бытия. Но как дорого заплатил Новгород за эту чистую славу, которою он озарил историю русского народа! Царь Иван Васильевич, бешено-жестокий, и которого снисходительная история назвала только грозным, отмстил по-своему Новгороду за отступление от общего порядка»

(Николай Тургенев, декабрист)

Юго-Запад

Имеющим понятие о «Слове о полку Игореве» будет небезынтересно узнать, что сталось с детьми главного его героя князя Игоря Святославича на Юго-Западе Руси, а заодно почувствовать обстановку в Галицкой земле. Галичане пригласили к себе на княжение сразу троих Игоревичей, но они, желая подавить оппозицию своей власти, повели против своих бояр настоящую войну на истребление, и убили их, по свидетельству летописи, до полутысячи. С рук это им не сошло, — они были схвачены и повешены.

Северо-Восток

Для истории России в ее нынешних границах, для истории великороссов особый интерес представляют порядки, характерные для северо-восточной окраины Древней Руси.

По поводу географической, природной обособленности северо-запада от киевского центра Руси можно вспомнить историю из былины об Илье Муромце, — о  том, какие подвиги богатырские пришлось ему совершить, когда он решился кратчайшим путем проехать со своей родины в столицу:

«А проехал я дорогой прямоезжею

Из стольного города из Мурома,

Из того села Карачарово».

Говорят тут могучие богатыри:

«А ласково солнце Владимир князь!

В очах детина завирается:

А где ему проехать дорогу прямоезжую;

Залегла [заброшена] та дорога тридцать лет

От того Соловья-разбойника».

К этому же можно добавить, что часть этих глухих вятичских лесов сохранилась и поныне под названием «брянских» (Брянск — Дебрянск), которые и через тысячу лет представляли собой надежное укрытие для населения во времена вражеского нашествия и прославились в последней войне как крупнейшие партизанские районы.

 

Тема Обособление дает материал и для знакомства с долгой дискуссией великорусских и украинских историков по поводу национальной принадлежности «киевского наследства».

Вот взгляд на события тех веков Василия Ключевского:

«…Русская народность, завязавшаяся в первый период, в продолжении второго разорвалась надвое. Главная масса русского народа, отступив перед непосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и верхней Волге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах центральной России, спасла свою народность и, вооружив ее силой сплоченного государства, опять пришла на днепровский юго-запад, чтобы спасти остававшуюся там слабейшую часть русского народа от чужеземного ига и влияния».

Украинские историки, напротив, утверждают, что прямыми наследниками Киевской Руси являются именно украинцы, что «приписывать киевскому периоду центральное место в истории России значило бы не только приуменьшать самобытный вклад поляно-украинцев, но и обременять прошлое русского народа, так сказать, бесплатным приложением, мешающим поиску собственных корней. Уж если на то пошло, и у киевской «государственности» были куда более прямые наследники, чем Ростов, Суздаль, Владимир, Тверь и Москва. Куда более важную и значительную часть киевского наследия сохранили Галицко-Волынское княжество и за ним — Великое княжество Литовское с его сильным украинским и белорусским элементами.

Каково же … отношение истории России к истории Киевской Руси? Точно такое же, каково отношение истории Франции к истории Римской империи. Как Галлия — бывшая провинция Рима — обязана ему многими элементами своего последующего общественно-политического уклада, законодательства и культуры, так же точно многим обязана Киеву Москва. Но второй акт той исторической драмы, начало которой было положено в Киеве, разворачивался вовсе не в Москве. Московский период не был продолжением киевского. И хоть Москва многое позаимствовала у Киева, настоящее объяснение ее истории … следует искать путем внимательного изучения географических, политических и этнических условий Северо-Восточного региона».

Это изложение взгляда крупнейшего украинского историка начала 20 века Михаила Грушевского современным канадско-украинским историком О. Субтельным.

Более подробный разговор вокруг этих тем — впереди (когда будут анализироваться последствия монгольского нашествия и века пребывания Северо-Запада бывшей Древней Руси в составе Золотой Орды). А пока можно закончить словами того же Субтельного:

«Короче говоря, все эти «споры о наследстве» доказывают лишь одно — а именно то, насколько трудно отделимы чисто научные проблемы от политических и идеологических, когда речь заходит об истории Киевской Руси».

 

Представления о том, каким должно быть общество, как должно быть устроено государство, складывались на Руси (как и везде) на примерах прошлого и современности. Востоку с его древней культурой и огромным историческим опытом было чем поделиться с «новичком», но влияние его в то время было, по-видимому, весьма слабым — культурные и политические центры Востока от Руси были далеко, а затем прибавилась и религиозная отчужденность. Так что, наибольшее воздействие шло с двух направлений — из западной Европы и из Византии.

 

ИМПЕРИЯ РОМЕЕВ И РАСКОЛ ХРИСТИАНСКОЙ ЦЕРКВИ

Нам меньше всего хочется, чтобы Византия предстала лишь в качестве некоего абстрактного образца для сравнения или шаблона, который можно лишь прикладывать к современным ей, но выжившим обществам. Вот отрывки из книги французского византиеведа Диля, которые могут дать хотя бы отдаленное представление о богатстве, многообразии, многокрасочности жизни в правление императоров из рода Комнинов (12 век):

«…Комнины проявляли большое внимание к церкви. Они с одинаковым усердием подавляли и ереси, и свободную мысль, когда эта последняя проявилась в возрождении платоновской философии в стенах Константинопольского университета. Они тщательно следили за нравами духовенства… увеличивали в Константинополе количество благочестивых учреждений: монастырей, больниц, церквей… Наконец, можно назвать немного дворов, столь изящных и утонченных, как двор Комнинов. Влахернский дворец в глубине Золотого Рога, куда императоры перенесли свою резиденцию, был, по свидетельству современников, чудом роскоши и красоты. Здесь вокруг государя… собиралось общество, поглощенное развлечениями и праздненствами, были позаимствованы даже некоторые излюбленные развлечения Запада, например турниры и мистерии [своеобразные спектакли религиозного содержания]; в этом обществе большое место занимали интриги и авантюры, женщины блистали там своим кокетством и изяществом, и весь этот юный, пылкий и полный страстей мирок равно интересовался как истинной наукой, так и оккультизмом, магией и астрологией…

Началось подлинное возрождение классического духа и античной традиции. Императоры оказывали покровительство ученым и эрудитам, богословам и риторам, чье красноречие было украшением всех торжественных церемоний, а также придворным поэтам… Искусство с неменьшим блеском продолжало традиции предшествующего столетия, и его влияние распространялось из глубины Востока до крайних пределов Запада. …Еще поныне собор святого Марка в Венеции со своими пятью куполами, богатством мрамора и серебряных и золотых украшений, красотой своей мозаики и пурпурно-золотым мерцанием, озаряющим его своды, дает наиболее точное представление о блеске Византии в эту эпоху… Константинополь возбуждал восхищение всего мира, и все те, кто побывал в нем, возвращались ослепленными его великолепием…

Но это было опасное благоденствие, ибо наряду с восхищением оно возбуждало всеобщую зависть и дорого обошлось империи в момент, когда обнаружилась ее слабость».

 

Из одного этого описания можно себе представить отношение константинопольцев к варягам-русам, периодически появлявшимся под стенами города во главе «охочих людей» из северных лесов — не только как к варварам, но и как к совершенным дикарям.

Из школьных учебников обычно можно вынести только одно впечатление о русо-славянских походах на Босфор: византийцы «наших» ужасно пугались, трепетали,  и всё боялись, как бы они не захватили их[него] Константинополя. Здесь и Александр Сергеевич внес посильную лепту — «твой щит на вратах Цареграда»! При этом надо быть в курсе, что обычай вешать на городские ворота щит знаменовал собой вовсе не знак победы, а обязательство, согласно заключенному договору, защищать город от его врагов. Ну, что могли сделать славяне даже под водительством таких лихих рубак, как варяги, самой мощной в тогдашнем мире крепости, каковой являлся Константинополь!

Чтобы несколько охладить шапкозакидательское самомнение отечественных литераторов, посмотрите описание штурма Константинополя турками, — для взятия такой твердыни мусульманам пришлось довести свое численное преимущество до 1:17, а для того, чтобы проломить хотя бы в одном месте ее стены, — специально создать и с огромными трудностями подтащить сверхтяжелую артиллерию.

Так что, — приучайтесь смотреть на исторические события здраво.

Владимир СОЛОВЬЕВ. О разделении Церкви

 

ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЕ СРЕДНЕВЕКОВОЕ ОБЩЕСТВО

Число самостоятельных древнерусских княжеств в накануне монгольского нашествия (250) кажется необычайно большим, а степень политической раздробленности страны — чрезмерной. Однако, сравнивая Русь и западноевропейские страны этого времени, следует отметить, что степень политической раздробленности там была выше — и выше значительно.

Мы не располагаем подобными подсчетами по крупным странам, но известно, например, что в Германии на территории одной только земли Баден-Вюртемберг располагалось более шести сотен (!) вполне независимых карликовых государств (а такие же карликовые политические партии, выступавшие за восстановление былой независимости этих микрогосударств прекратили свое существование лишь в 60-е годы 20 века).

Стоит добавить, что в это время (в 12-13 веках) европейские государства из племенных союзов, располагавшихся на определенных территориях, превратились в конгломераты феодальных мини- и микрогосударств, связанных между собой только вассальными, договорными обязательствами своих повелителей. Четко очертить территорию королевства вообще не представлялось тогда возможным, поскольку вассальную присягу королю часто приносили сеньоры, земли которых располагались в глубине другой страны, а на территории его страны были земли вассалов короля-соседа (самый яркий пример тому — более половины территории Франции было в вассальной зависимости от английских королей, а сам английский монарх, будучи «по совместительству» герцогом Нормандским, графом Аквитанским и пр., являлся в этих качествах вассалом французской короны). Эта феодальная «чересполосица» стала причиной ожесточенных и длительных войн, когда начался другой процесс — складывание национальных государств на компактных территориях.

Говоря о цеховой организации ремесленного производства в западноевропейских городах, обратите внимание, что западный ремесленник, выросший в жестких условиях цеха, из поколения в поколение воспитывался в величайшем уважении прежде всего к качеству своей продукции. Таким образом, за сегодняшними рекламными табличками на многих товарах «Европейское качество!» стоят века и века воспитания работника, до тонкостей знающего все секреты своей профессии, уважающего свой труд и гордящегося своим изделием.

Устав ремесленного цеха

С грустью можно констатировать, что в городах Руси подобной формы самоорганизации работников достаточно определенно зафиксировать пока не удалось (скорее всего, они просто не успели сформироваться до катастрофы монгольского нашествия, особенно разрушительного для городского ремесла).

О средневековой науке у нас сложилось представление, весьма далекое от реальности. Ее основой была схоластика. Сейчас под этим словом подразумевается бесплодное умствование, переливание из пустого в порожнее, задавание себе бессмысленных, лишенных практической ценности вопросов и попытки их разрешить с помощью надуманных правил. Это несколько не так, а вернее, совсем не так.

Тогдашняя наука старалась дать сокращённое, но всеобъемлющее представление о любом вопросе. Это предполагало доскональное изучение поставленного вопроса и скрупулезное рассмотрение его во всех мыслимых вариантах. У них не было никаких приборов, но была голова — и логика, основы которой разработал еще воспитатель Александра Македонского Аристотель. И тогдашние ученые довели свое логическое мышление до совершенства, до виртуозности. И именно этому они и учили своих учеников.

Соответственно и о средневековом образовании у нас сложились представления, имеющие мало общего с реальной тогдашней практикой. Мы почему-то уверены, что оно основывалось на зубрежке, механическом запоминании огромных и сложных текстов. Может быть, такое и практиковалось в монастырских школах, но сохранившаяся университетская документация показывает нам совсем другую картину.

В университетах старались установить творческий характер обучения, в котором делался упор не столько на механическое заучивание и даже не на «вопросы на понимание», а на учебные споры, дискуссии.

При выпуске из университета студенты в качестве «дипломной работы» должны были продемонстрировать не только свою эрудицию, но и способность определить свою точку зрения и умение ее отстоять под градом критики на выпускном диспуте. Важно отметить, что такие способы освоения материала широко применялись не только в математике, медицине, философии, но и на богословских факультетах. Студенты регулярно слушали открытые диспуты своих профессоров, учились конструктивно спорить сами. На богословских учебных диспутах-тренингах специально избирался один из студентов, который обязан был в споре отстаивать точку зрения дьявола (именно из средневековой университетской жизни до наших дней дошло выражение «адвокат дьявола»).

Вот выдержка из методического документа парижской Сорбонны о порядке богословских диспутов:

«Магистр студентов должен назначить вопросы оппоненту и отвечающим по крайней мере за две недели перед каждым диспутом. Если он не сделает этого и по этой причине нарушится диспут, он должен поставить две кварты вина.

…Каждое воскресенье… в капелле или другом подходящем месте должен проходить честный и полезный диспут. Он проходит так, что оппонент выдвигает главную аргументацию и приводит возражения для того, чтобы другие имели возможность выступить. И он выдвигает не более восьми положений, а каждый из выступающих должен выдвинуть три.  И никто не должен приводить сдвоенных аргументов… или ведущих к невозможности доказательств. Никто не должен также объединять множество аргументов в один. Отвечающий может выставить только три заключения. Каждое из них может подкрепляться чьим-либо авторитетом и разумным доводом, если отвечающий сможет это сделать. Если же не сможет, то либо авторитетом, либо разумным доводом без заключений».

«Если магистр студентов увидит, что диспутанты плохо понимают друг друга, он должен привести их к взаимопониманию. Если он увидит, что диспутанты спорят не ради установления истины, а из тщеславия, он должен водворить молчание. Если кто-либо не повинуется магистру даже после третьего предупреждения, выраженного словами: «Я налагаю на Вас молчание», этот участник должен поставить две кварты вина в конце диспута для всех тех, кто присутствует к моменту его окончания…

…В этом доме все являются товарищами и соучениками…»

При всем при том каноническая чистота поддерживалась весьма строго, — книги, признанные еретическими, сжигались, а их авторы отправлялись на покаяние в монастыри. Характерно, однако, что при определении еретичности той или иной концепции самое весомое слово принадлежало не светским властям, а часто и не церковным иерархам, а все той же независимой академической Сорбонне.

Студенческая лирика 10-13 веков: ПЕСНИ ВАГАНТОВ

Самый популярный рыцарский роман Средневековья: 12 век. Кретьен де Труа. ИВЭЙН ИЛИ РЫЦАРЬ СО ЛЬВОМ

 

Мы хотели бы, чтобы в связи и с этими темами продолжилось знакомство с линией Георгия Федотова, проанализировавшего генезис свободы, характерной для современного Запада:

«…Прежде всего необходимо подчеркнуть и не уставая повторять, что свобода зарождается в Средневековье, хотя своего полного развития достигает в XIX веке…

Западная церковь пережила кризис Римской империи… Она победоносно встретила волны варварских вторжений и покорила их кресту и Риму. Она не растворилась в германских королевствах и не слилась с ними в «симфонии», подобной византийской, но сохранила свою независимость от государства, и даже более — свою учительскую и дисциплинарную власть над ним. Однако, до теократии дело не дошло. Варварская стихия восставала против римской опеки. Установилось двоевластие, двойное подданство… …Каждый человек был подданным двух царств: града Божия и царства земного. В его сердце сходились и часто сталкивались оба суверенитета, из которых один — и только один — притязал на абсолютное значение… Размежеваться было трудно… Сложность вызывала постоянный конфликт, по существу неразрешимый. И в этом конфликте создалось и окрепло первое, хотя и смутное, сознание свободы.

Человек должен был выбирать; волей судеб каждый христианин становился судьей в споре двух высочайших авторитетов: папы и императора. В грандиозных конфликтах XI-XIII веков все общество раскалывалось надвое в этом споре. При этих условиях, каковы бы ни были социальные устои общества, не могло быть и речи об абсолютной светской власти…

Обращаясь к самому феодальному миру, мы наблюдаем в нем зарождение иной свободы, менее высокой [чем свобода убеждений], но, может быть, более ценимой современной демократией — той, которую мы условились называть свободой тела. В феодальном государстве бароны — не подданные, или не только подданные, но и вассалы… В нем не один, а тысячи государей, и личность каждого из них — его «тело» — защищена от произвола. Его нельзя оскорблять. За обиду он платит кровью, он имеет право войны против короля…

Во время коронации английских королей, в самый торжественный момент, когда монарх возлагает на свою голову корону, все пэры и пэрессы, присутствующие в Вестминстерском аббатстве, тоже надевают свои короны. Они тоже государи, наследственные князья Англии. Сейчас это символ уже почти не существующих сословных привилегий… То, что раньше было привилегией сотен семейств, в течение столетий распространилось на тысячи и миллионы, пока не стало неотъемлемым правом каждого гражданина.

В западной демократии не столько уничтожено дворянство, сколько весь народ унаследовал его привилегии. Это равенство в благородстве, а не в бесправии, как на Востоке. «Мужик» стал называть своего соседа Sir и Monsieur, то есть «мой государь», и уж во всяком случае в обращении требует формы величества: Вы (или Они). Мы говорим не о пустяках, не об этикете, но о том, что стоит за ним.

В Magna Charta граждане Лондона разделяют некоторые привилегии баронов. В XI — XIII веках повсюду в Европе существовали свободные городские общины, коллективные сеньории, наделенные привилегиями общей и личной свободы.. Освобожденные города тянули за собой деревни. Крепостное право смягчалось и отмирало под влиянием свободного воздуха городов.

Таков схематический рост свободы. Действительность была много сложнее…

Мы нисколько не хотим идеализировать средневековье. Свободолюбивые бароны были, большей частью, жестокими господами своих подданных. В хищнике, разбойнике, тиране нам трудно узнать отца нашей свободы. Как трудно поверить, что за духовную свободу боролась католическая Церковь, сжигавшая еретиков на кострах. Свобода совести, конечно, и не снилась князьям средневековой церкви. Свобода была им нужна не для верующей личности, а для «Церкви», то есть для ее иерархии. Впрочем, и папы должны были делиться ею с университетами, как бароны с купцами. Важно было то, что в результате их борьбы за свободу призрак тоталитарного государства на Западе рассеялся на много веков. …Всевластию государства был положен предел».

 

11 — 13 ВЕКА В ИСТОРИИ ЕВРОПЫ

К объединению и централизации Англии хотелось бы добавить, что этой стране повезло с самого начала — Вильгельму Завоевателю было легче выстраивать свое государство, чем другим королям, потому, что после военного разгрома местных феодалов он имел возможность начать «с чистого листа» и продумать заранее все детали организации своей власти, не встречая сильного сопротивления владетельных аристократов. Он провел всеобщую перепись населения своего государства, чтобы никто не мог уклоняться от королевских налогов (на вопросы писцов жители обязывались отвечать чистую правду, как на Страшном суде, и поэтому эта перепись получила название «Книга Страшного суда»). При нем возводились укрепленные замки, из которых рыцари могли контролировать всю округу, но крупным владетелям они раздавались не «одним куском», а мелкими «фрагментами», расположенными в разных частях страны — ни один барон в принципе не мог создать свое собственное «государство в государстве».

Но ближайшие потомки Вильгельма, так же, как и германские императоры, погнались за миражом большой империи, поскольку в их владении находилась не только Англия, но и добрых 2/3 Франции. Они считали, что могут претендовать и на французскую корону (что и привело впоследствии к Столетней войне).

 

В Главе содержание самого, пожалуй, важного документа эпохи Средневековья, «Великой хартии вольностей», кратко изложено «своими словами». А вот подлинный текст ее знаменитой 39-й статьи (в переводе, разумеется):

«Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен вне закона… и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны».

 

Во время крестовых походов западноевропейцы встретились не только с мусульманским, но и с византийскими миром, — и здесь они были представителями  совершенно разных традиций:

«Характерен эпизод, произошедший на церемонии принесения крестоносцами клятвы верности императору [в константинопольском дворце басилевса]. В отличие от французского короля, который считался «первым среди равных», в византийском императоре… его подданные видели своего неограниченного господина, священную особу. Эти представления поддерживались весьма сложными пышными церемониями. При появлении басилевса следовало пасть ниц, в его присутствии нельзя было сидеть. Латиняне не только отказались исполнять унизительные процедуры, но и один из них, граф Роберт Парижский, на глазах у всех уселся на императорский трон. Когда его попросили встать, сказав, что «не в обычае у басилевсов, чтобы подданные сидели рядом с ним», то Роберт ответил: «Что за деревенщина! Сидит один, когда вокруг него столько славных воинов». Зерна неприязни между Востоком и Западом начали прорастать во время Первого крестового похода». «Византийцы считали западных рыцарей… грубыми, наглыми, невоспитанными и необразованными людьми, а люди Запада видели в греках лукавых, вероломных рабов».

(«История средних веков» А. Гуревич, Д. Харитонович)

 

Когда разговор зайдет о Тевтонском ордене — будьте осторожнее. Привычный для нас образ могущественного врага, вынашивающего завоевательные планы в отношении Руси, несколько блекнет после ознакомления с реальными силами северных крестоносцев и историей их столкновений с соседями. Сотня рыцарей (численность ордена в середине 13 века) — это не та сила, с которой можно было планировать широкомасштабные наступательные операции против даже одного Новгорода. К тому же большая часть орденских сил была постоянно связана на других границах — против агрессивно настроенных литовцев, неоднократно наносивших крестоносцам чувствительные поражения в военных столкновениях (не говоря уж о регулярных восстаниях не желавших креститься пруссов, поголовно вырезавших при этом все христианское население края).

Обвинения в тотальном уничтожении племени пруссов также вряд ли обоснованы. Насильственная перемена религии привела в конце концов к культурной ассимиляции, а не к физическому вымиранию коренного населения. Этой ассимиляции во многом способствовали многочисленные школы, вся система образования, созданная крестоносцами. Пруссов посылали учиться и в европейские университеты: до начала 16 века университетское образование получили более четырех тысяч пруссов, а до 1420 года только в Пражском университете (одном из лучших в тогдашней Европе) преподавало более 80 профессоров-пруссов из числа вчерашних язычников, присланных Орденом в Чехию для получения образования.

История прибалтийских орденов нашими историками пока толком не написана. Повременим с оценками.

Сергей Соловьев. О Тевтонском ордене в Пруссии