Схватка Франции с Англией, которую французский император считал своим главным врагом, после уничтожения франко-испанского флота в Трафальгарском морском сражении стала напоминать борьбу слона с китом — победить британцев на море уже не представлялось возможным, а англичанам, ставшими безраздельными хозяевами морей, высаживаться на континенте со своей небольшой армией было бессмысленно. Огромные субсидии, которые Британия предоставляла европейским государствам для борьбы с Наполеоном, оказались потраченными напрасно, — к 1807 году практически все европейские страны, армии которых были разбиты в многочисленных сражениях, оказались во власти Наполеона Бонапарта.

И обе противоборствующие державы избрали в борьбе друг с другом одно и то же оружие — блокаду. Английские корабли патрулировали европейские побережья, перехватывая все суда, везущие товары и сырье в «наполеоновскую» Европу, а Наполеон принудил все зависимые от него государства прекратить принимать у себя суда с английскими товарами. Такая стратегия была гораздо более губительной для Великобритании, разорительной для ее экономики, остро нуждающейся в рынках сбыта своей продукции.

После полного провала попыток противостоять Наполеону в Европе Александр I почел за благо заключить с Францией мир. После очередного поражения русской армии два императора встретились в Тильзите (ныне Советске) на плоту посередине пограничного Немана. «Из-за чего мы воюем?» — спросил Наполеон. Ответ Александра показал, что он понимает проблемы своего французского коллеги: «Я ненавижу англичан настолько же, насколько вы их ненавидите, и буду вашим помощником во всем, что вы будете делать против них», — сказал Александр. «В таком случае все может устроиться, и мир заключен».

За признание всех наполеоновских завоеваний и присоединение к «континентальной блокаде» Англии Наполеон предоставил России свободу рук в балканских владениях Турции. А за принуждение шведского короля присоединиться к антибританской блокаде Александр получил согласие Наполеона присоединить к своей империи восточную часть Швеции (Финляндию).

Выгод от подобного союза с Наполеоном русское «общество», однако, не оценило. Первое сватовство французского императора, желавшего породниться с царствующим в России семейством (браком с сестрой Александра), было отвергнуто, отклонили и второе сватовство за другую великую княжну — российский царский дом отчетливо показал, что он не желает узаконивать наследственную монархию Наполеона.

Не получилось и с главным французским требованием строго соблюдать режим антибританской блокады. Англия традиционно была главным торговым партнером России, основным покупателем русского зерна, парусного полотна и пеньки для нужд своего огромного флота, а также главным поставщиком в Россию изделий своих промышленных фабрик. А после присоединения к «континентальной блокаде» русский хлебный экспорт уменьшился почти втрое, с соответствующими потерями и для помещиков, и для государственной казны. Чтобы восполнить потери российское правительство резко подняло пошлины на ввоз предметов роскоши и вина, шедших, в основном, из Франции. Кроме того, российские порты открылись перед кораблями нейтральных стран, на которых доставлялись английские товары.

Эти меры вызвали ярость французского императора, и с начала 1811 года он начал подготавливать военную операцию против столь ненадежного союзника. К отражению французского вторжения активно начали готовиться и в России.

Завоевать столь обширную страну, посадить на ее трон своего ставленника, как это было в Европе, в России было нереально. Поэтому Наполеон, не ставя перед собой столь фантастических планов, рассчитывал вторгнуться на территорию России и в первом же — решающем — сражении разгромить русскую армию, после чего Александру и его окружению ничего не останется делать, как принять любые его условия.

В Петербурге же решили противопоставить этому достаточно очевидному наполеоновскому замыслу свой план, основанный на особенностях своей страны (обширность пространств, покрытых лесами и изрезанных множеством рек, при редкости удобных для армейских передвижений дорог) — от генерального сражения всячески уклоняться, отступать, изматывая противника постоянными стычками, заставляя его растягивать свои силы на сотни верст и активно действовать на путях его снабжения.

Русская дипломатия заранее обезопасила «фланги» близкой войны: Австрия, которая обязана была предоставить свои войска Наполеону, тайно известила российских представителей, что не будет слишком активно помогать французам, и ее части не уйдут далеко от своих границ; Швеции за нейтралитет посулили из России согласие на приращение ее Норвегией — и шведский король весной 1812 года заключил с Россией союзный договор; к маю 1812 года удалось разгромить на Дунае турецкие войска и, закончив войну, заключить мирный договор с Блистательной Портой, высвободив войска для войны с гораздо более серьезным противником.

Активизировалась и разведка. В Париже удалось подкупить сотрудника французского Генерального штаба — и регулярные отчеты этого ведомства о формировании армии вторжения, ложившиеся на стол Наполеона, тут же появлялись и в кабинетах Петербурга. Знаменитый глава французского внешнеполитического ведомства Талейран — один из самых умных, хитрых, проницательных и беспринципных людей своего времени — в момент наивысшего могущества Наполеона понял, что пора спасать свою шкуру. Сначала, после Тильзита, он ушел с министерского поста, оставшись советником императора, а затем тайно предложил свои услуги Александру и с тех пор снабжал Россию сведениями обо всем, что происходило в высшем руководстве французской империи.

В это же самое время Наполеон испытывал на другом конце Европы проблемы, очень похожие на те, с которыми ему придется столкнуться и в России. Стремясь заткнуть все «дыры» в своей «континентальной блокаде» он в 1808 году вторгся в Испанию и Португалию, растерзал испанскую монархию, арестовал короля и подарил корону своему брату. Но, разгромив испанскую и португальскую армии, Наполеон столкнулся с никем не управляемым, но мощным и неутихающим пожаром народной, партизанской войны. На Пиренейском полуострове не было столь обширных пространств, как в России, но там были горы, и «выкурить» из них повстанцев не было никакой возможности — чтобы сдерживать испанских «гверильерос», остатки испанской и португальской армии и английские десанты ему пришлось держать там постоянно сражающуюся 300-тысячную армию. Наполеон увяз в Испании безнадежно, без малейшей надежды на окончательную победу.

Но «испанский» опыт был проигнорирован — 12 июня 1812 года началась переправа через пограничный Неман авангарда Великой армии Наполеона. Из 600 тысяч бойцов армии вторжения французы составляли, примерно, половину, а из остальных «двунадесяти языков» в полном смысле боеспособными, стойкими частями следует признать только польские войска, остальные же через год будут сражаться в рядах новой антинаполеоновской коалиции. Русские армии почти вдвое уступали силам вторжения по численности, по технической оснащенности обе армии были примерно на одном уровне.

Корпус, нацеленный Наполеоном на Петербург и состоявший, в основном, из не хотевших воевать в России пруссаков, почти сразу же увяз в вялотекущих боевых действиях и до конца войны особой активности не проявлял. На южном фланге австрийский корпус также «ни шатко, ни валко» сдерживал южную русскую армию до осени, ограничиваясь лишь артиллерийскими обстрелами.

Главным направлением наполеоновского удара была Москва. Но и до нее французский император вряд ли рассчитывал дойти, надеясь, что нервы у российского командования и Александра сдадут гораздо раньше («Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я её в Смоленске и Минске»). Но русская армия отступала и не давала Наполеону шанса разгромить себя в решающем сражении, что оказалось для прославленного полководца неожиданностью. Первое сообщение о своем желании покончить дело миром Наполеон окольным путем передал сразу же после захвата Смоленска, но ответа не получил.

Отступление в глубину страны нелегко давалось русской армии, начиналось брожение, все явственней проявлялось недовольство такой стратегией, решительного боя требовало все больше офицеров и солдат. Шли разговоры о том, что измена свила гнездо «на самом верху», и произошло это от того, что во главе армии стоит «немец» — военный министр Барклай де Толли.

Михаил Барклай де Толли был выходцем из немецко-шотландского рода, переселившемся в Россию еще в 17 веке. Незнатность происхождения долго сдерживала его военную карьеру, но не помешала пройти путь от рядового до военного министра Империи. Именно ему принадлежал стратегический план обороны страны от наполеоновского нашествия, которого он последовательно придерживался вопреки пылким устремлениям большинства своих подчиненных.

Наконец, всеобщее недовольство отступлением привело к тому, что Александр вместо 53-летнего «немца» назначил главнокомандующим 67-летнего Михаила Кутузова, заслуженного полководца еще с екатерининских времен, главным достоинством которого было то, что он был «природный русский» — доверие армии к своему вождю было восстановлено. Но, несмотря на воодушевление армии от этого назначения («С такими-то молодцами — да отступать!?», «Приехал Кутузов бить французов» и проч.) новый главнокомандующий не стал ломать замысла этой войны — отступление и уклонение от генерального сражения продолжилось вплоть до Москвы.

Планом стратегической обороны предусматривалась возможность оставления древней столицы без боя. Наполеоновская армия в своем бесплодном преследовании русских прошла уже более тысячи километров, и ее явное численное преимущество растаяло, что давало российскому командованию шансы на разгром противника. На последнем удобном для большой битвы месте близ деревни Бородино Кутузов решился дать Наполеону генеральное сражение.

Русская армия быстро построила полевые укрепления и встала в глухую оборону, так что, все Бородинское сражение представляло собой непрерывные атаки французов на линии укреплений русских войск. Это была одна из кровопролитнейших битв наполеоновских войн. При примерном равенстве сил французы потеряли за двенадцать часов боя до 34 тысяч убитыми, но сумели лишь незначительно потеснить русскую армию. Потери обороняющихся также были ужасающими — до 45 тысяч убитых. До сих пор о своей победе при Бородино объявляют как русские, так и французские военные и историки.

Несмотря на страшные потери в сражении русская армия сохранилась в боеспособном состоянии, и ее командование решило отойти от Москвы, пополниться постоянно подходившими резервами, чтобы можно было вновь противостоять французам.

14 сентября наполеоновские войска заняли Москву. Большинство (9/10) населения покинуло город, в котором тут же начались многочисленные пожары, о причинах которых до сих пор ведутся споры. Что бы ни было их причинами, в огне сгорело до трех четвертей московских домов.

Ранние заморозки ребром поставили перед Наполеоном вопрос — что делать дальше? План идти на Петербург в преддверии зимы, имея в тылу русскую армию был отвергнут. Решено было переждать зиму в разоренной Москве. Но скоро стало ясно, что окруженная враждебным населением и на тысячу километров оторвавшаяся от своих складов армия прокормиться не в состоянии (партизаны и ополченцы взяли оккупированную Москву в плотное окружение). Солдаты, не видевшие боевых перспектив, начали пьянствовать и мародерствовать, управлять этой разнузданной массой становилось все труднее. Наполеон, понимая, что он оказался в западне, неоднократно пытался завязать с Александром мирные переговоры, но ни на одно из своих посланий ответа так и не получил. И через месяц он решил увести свою разлагающуюся армию из Москвы, чтобы перезимовать где-нибудь поближе к своим базам снабжения, в Смоленске или в Минске, и весной оттуда начать новую кампанию.

Но за месяц московского «сидения» французы утратили контакт с русской армией, они ее просто… потеряли. А когда нашли, вполне смогли оценить стратегическую выгодность ее расположения — русские войска прикрывали дороги, ведущие в хлебородные губернии, через которые французские силы еще не проходили, где еще можно было прокормить солдат и найти сено лошадям. От былого превосходства в силах Великой армии не осталось и следа — более 100 тысячам русских войск Наполеон мог теперь противопоставить лишь 70 тысяч своих пехотинцев без поддержки кавалерии при значительно сократившейся артиллерии. Давать новое большое сражение при таком раскладе сил французский император не решился и в своей ретираде повернул на дорогу, которую его армия уже прошла и полностью ограбила в летнем наступлении.

Растянувшаяся на много десятков километров, тяжело бредущая по разоренной ею же самой местности, страдающая от голода, холода и болезней, теряющая на каждом переходе десятки, сотни и тысячи бросающих оружие солдат, постоянно атакуемая партизанами, казаками и регулярными русскими частями, французская армия медленно приближалась к первому своему укрытию, где можно было хоть как-то передохнуть и подкормиться — к Смоленску. Но бежавшие впереди армии ее дезертиры уже разграбили сосредоточенные там запасы… Наполеон расстрелял тамошнего интенданта, но ни еды, ни фуража от этого на разбитых складах не прибавилось. А тут еще пришло сообщение, что южная армия русских взяла Минск, крупнейший на дороге центр снабжения, и заняла удобную переправу через реку Березина…

Наполеону удалось на Березине обмануть русских, избежать полного разгрома и с огромными потерями переправиться на другой берег реки. Но тут ударили морозы за -20 градусов, которые добили французов лучше любого противника. Наполеон бросился в Париж — набирать новую армию, которая будет нужна ему для продолжения войны со всей Европой, наконец-то, дождавшейся катастрофы французского императора.

Знаменитый теоретик военного искусства Карл Клаузевиц, служивший в то время в русском Генштабе, так охарактеризовал последний этап войны:

«Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведём итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона».

Великая армия, в июне вторгнувшаяся в Россию и не проигравшая здесь ни одного крупного сражения, к декабрю погибла практически вся — через Неман переправилось по льду меньше двух тысяч человек. Наполеон потерял в «русском» походе 580 тысяч солдат. 200 тысяч было убито, примерно столько же попало в плен, 130 тысяч дезертировали, 60 тысяч беглецов из наполеоновской армии были укрыты русским населением и впоследствии в большинстве своем остались в России.

Русская армия, постоянно следовавшая за французской, хотя и была гораздо лучше экипирована, в ту лютую зиму испытывала те же лишения. Стотысячная армия, отправившаяся в свой «сопроводительный» поход из-под Москвы, к границе потеряла три четверти своего состава.