— Будь я Ротшильд… — размечтался касриловский меламед однажды в четверг, когда жена потребовала денег, чтоб справить субботу, а у него их не было. — Эх, если бы я был Ротшильдом! Угадайте, что бы я сделал? Первым долгом я завел бы обычай, чтобы жена всегда имела при себе трешницу и не морочила голову каждый раз, когда наступает долгожданный четверг, а субботу отпраздновать не на что… Во-вторых, я бы выкупил субботний сюртук… Впрочем, нет! Кошачий бурнус для жены: пускай перестанет долбить, что ей холодно! Затем я приобрету весь Этот дом, со всеми тремя комнатами, с клетушкой, с чуланом, с погребом, с чердаком, со всей прочей дребеденью: пусть она не говорит, что ей тесно. Вот тебе две комнаты — стряпай себе, пеки, шинкуй, стирай, делай что хочешь, а меня оставь в покое, чтобы я мог заниматься с моими учениками на свежую голову! Нет заботы о заработке, не надо думать, откуда бы взять на субботу, — благодать, да и только! Дочерей бы всех повыдавал — долой обузу с плеч. Чего мне еще надо? Вот я и начинаю подумывать о городских делах.
Перво-наперво жертвую старой синагоге новую крышу, пусть не каплет на голову, когда люди молятся. Баню, не будь рядом помянута, я перестраиваю наново, потому что не сегодня-завтра там неизбежно, упаси Бог, беда приключится, да еще, чего доброго, как раз, когда женщины моются. А коль скоро баню, богадельню и подавно развалить надо и поставить на ее месте больницу, самую, что называется, настоящую — с койками, с доктором, с лекарствами, с бульоном каждый день для больных, как водится в порядочных городах. Затем я строю приют для престарелых, чтобы старики, знатоки Талмуда, не валялись в молельне за печью. Создаю общество «Одежду — нагим», чтобы дети бедняков не бегали, извините за выражение, с голыми пупками, и благотворительное ссудное товарищество, чтобы человек, будь он меламед, или ремесленник, или даже торговец, не должен был платить процентов, не должен был закладывать последнюю рубаху; учреждаю общество «Призрение невест», дабы люди любую засидевшуюся в девушках из бедных приодели как следует и выдали замуж, и еще тому подобные общества завожу я у нас в Касриловке… Впрочем, почему только в Касриловке? Всюду, где живут наши братья, евреи, основываю я такие общества — везде, по всему свету!
А для порядка, чтобы все шло чин чином, я, знаете, что сделаю? Назначаю над всеми обществами одно большое благотворительное общество, которое наблюдает за всеми остальными, заботится обо всех евреях, то есть обо всем народе, чтобы люди везде имели заработок, жили в дружбе, сидели бы по ешиботам и изучали Библию с толкованиями, Талмуд с комментариями, с добавлениями и всякой прочей премудростью, все на свете языки… А надо всеми ешиботами был бы главный ешибот — еврейская академия — в Вильне, разумеется… Отсюда должны выходить величайшие в мире ученые и мудрецы — и все это бесплатно, «за счет богача», на мои средства то есть, и чтобы все велось по плану, по порядку, чтобы не было никакого «ты-мне-я-тебе-хап-лап», пусть у всех будет одна только забота — общее благо!.. А что нужно для того, чтобы люди думали об общем благе? Для этого надо обеспечить каждого в отдельности. А чем обеспечить? Разумеется, заработком. Потому что заработок — это, знаете ли, самое главное! Без заработка не может быть и дружбы. Из-за куска хлеба, прости Господи, люди готовы друг друга извести, зарезать, отравить, повесить!.. Даже враги наши, зложелатели на всем свете, чего, думаете, они от нас хотят? Ничего. Все из-за заработка. Были бы у них дела получше, они бы вовсе так не свирепствовали. Погоня за достатком приводит к зависти, зависть — к вражде, а отсюда берутся, оборони Боже, все несчастья, все горести, преследования, убийства, зверства, войны.
Ох, войны, войны! Это, я скажу вам, зарез для всего мира! Будь я Ротшильд, я положил бы конец войнам, раз и навсегда!
Вы, пожалуй, спросите, каким образом? Только при помощи денег. А именно? Сейчас объясню толком.
Два государства, к примеру, спорят из-за пустяков, из-за клочка земли, который и понюшки табаку не стоит. У них это называется «территорией». Одно государство говорит, что территория принадлежит ему, а второе заявляет: «Нет, это моя территория!» С самого начала, что называется, с сотворения мира Господь Бог создал эту землю по Своей милости. Но тут приходит третье государство и говорит: «Оба вы ослы! Эта территория принадлежит всем, она, так сказать, достояние многих…» Словом, территория сюда, территория туда — «территорят» до тех пор, пока не начнут палить из ружей и пушек, люди режут друг друга, как ягнят, кровь льется, как вода.
Но представьте себе, что я в самом начале являюсь к ним и говорю: «Тише, братцы, дозвольте слово молвить. Из-за чего у вас, собственно, спор идет? Думаете, мы не понимаем, чего вы хотите? Ведь вам не тары-бары, вам галушки подавай! Территория — это ведь только предлог! А главное для вас — то самое, «пети-мети», контрибуция! А коль скоро речь зашла о контрибуции, к кому же обратиться за займом? Ко мне, к Ротшильду то есть. А я им: «Знаете, что? Вот тебе, долговязый англичанин в клетчатых штанах, миллиард! Вот тебе, глупый турок в красной феске, миллиард! А вот и тебе, тетя Рейзя /Россия/, миллиард! В чем дело? Господь поможет, уплатите мне с процентами, не с большими, упаси Бог, — скажем, четыре-пять годовых, — не собираюсь я на вас наживаться…»
Понятно вам? Я и дело сделал, и люди перестают резать друг друга, точно скот, ни за что ни про что. А если войнам конец, тогда к чему оружие, войско, вся эта канитель, весь этот тарарам? Ни к чему! А если нет оружия, нет войска, нет тарарама — так ведь нет больше и вражды, нет зависти, нет больше ни турка, ни англичанина, ни француза, ни цыгана, ни еврея, скажем, — весь мир обретет совсем другое обличие, как в Писании сказано: «И будет в тот день», то есть в день пришествия Мессии!..
А? А может быть… Будь я Ротшильд, я, может быть, вообще отменил бы деньги! Никаких денег! Потому что давайте не будем обманывать себя: что такое деньги? Ведь это, собственно, дело сговора, самообман. Взяли кусок бумаги, нарисовали на нем картинку и написали: «Три рубля серебром». Деньги, говорю я вам, это только соблазн, страсть, одна из пагубных страстей… Все за ними гонятся, и никто их не имеет… Но если бы денег вообще на свете не было, так ведь и дьяволу-искусителю нечего стало бы делать, да и от самой страсти ничего бы не осталось! Понимаете или не понимаете?
Только как же с этим-то? Возникает вопрос, откуда люди брали бы деньги, чтобы справить субботу? И еще, позвольте, откуда мне сейчас взять на субботу?
Девелопмент («совершенствование, развитие недвижимости») — предпринимательская деятельность создания объектов недвижимости — приобретения земельного участка, строительства, перепланировки и реконструкции зданий, приводящей к увеличению их стоимости с последующей продажей объектов.
Показательно, что именно в это время в толще народа-языкотворца появляется множество, как правило малоприличных, анекдотов, за которые не так уж давно можно было схлопотать вполне реальный лагерный срок. Например, такой:
«Был у нас один мужик, который очень художественно умел пердеть на мотив «Интернационала» [партийный гимн]: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». Но на словах «Мы наш, мы новый мир пооостроим» не выдерживал — непременно обсирался»…
С начала 30-х годов «коммунистическим» обучением поголовно были охвачены школьники, городские и деревенские, которых все послереволюционное десятилетие вообще не учили истории своей страны. Вождь лично пересмотрел четыре десятка вариантов учебников, услужливо представленных ему «учеными историками», выбрал наиболее подходящий, переделал его еще раз и после этого утвердил в качестве единственного государственного учебника истории. С тех пор, поколение за поколением, школа вбивала в учеников знания об отечественной и мировой истории, руководствуясь именно этим сталинским по духу и подбору информации учебником. И через эту обязательную «санобработку» проходили и до сего дня продолжают проходить все поколения отечественных юных людей.
Кстати, украинцы, в отличие от россиян, несмотря на развал экономики, бардак в политике, повальную коррупцию показали себя в постсоветский период народом гораздо более вменяемым, нежели население бывшей метрополии. Достаточно сказать, что в условиях начавшегося национального возрождения, бурного взлета националистических чувств крайне-правое националистическое крыло их политического спектра не нашло в электорате ни малейшей поддержки (0,7% на последних выборах президента и ни одного депутата в Раде).
C 15 века русская православная Церковь билась над решением труднейшей проблемы: как навести порядок в церковных обрядах и в богослужебных текстах, не сотрудничая с иностранными — греческими — специалистами. Но без них не было никакой возможности привести в порядок богослужебные книги — сверить их с оригиналами, выправить тексты (а это было необходимо, так как за века накопилось множество ошибок переписчиков). Особенно остро эта проблема встала после того, как в Москве началось книгопечатание (середина 16 века). В первое столетие после появления печатного станка книг (разумеется, религиозных) издавалось очень мало, — прежде всего, из-за того, что работа по сверке и исправлению образцов требовала очень длительного времени и была неимоверно трудной и опасной.
Книг катастрофически не хватало. Из-за яростной подозрительности к любым новшествам русская православная Церковь к середине 17 века так и не смогла решить ни одной из тех проблем, которые которые перед ней стояли уже не одно столетие.
Школ для подготовки священников, о необходимости которых говорили с 15 века, так и не появилось, единства в богослужебных книгах не было тоже; в церквах царили те же беспорядки, которые осуждались еще сто лет назад.
Церковь должна была наставлять верующих на путь истинный, а толком объяснить, чем он отличается от «неистинного», в чем преимущества православия, могли очень немногие из священнослужителей. Русская Церковь чуралась общения с заграничными единоверцами, не доверяла своим бывшим учителям — грекам, поэтому она все больше расходилась в богослужебной практике с остальными православными и даже навлекала на себя упреки в неправославии!
Насущные проблемы невозможно было все время откладывать «в долгий ящик». В 1652 году новый патриарх Никон, пользуясь полным доверием и поддержкой царя Алексея Михайловича, решил одним ударом разрубить узел, к которому не решался подступиться никто из его предшественников. С помощью ученых греков и киевлян и при поддержке всех восточных патриархов были исправлены наиболее употребительные богослужебные книги. Вынесли, наконец, обязательные для всех решения по вопросам, вызывавшим ожесточенные споры еще за двести лет до того: креститься следует тремя перстами, а не двумя, аллилуйю возглашать троекратно («трегубо»), а не двухкратно («сугубо»), крестные ходы проводить против солнца, а не «посолонь». Старые книги, как и иконы «неправильного» письма, предписано было уничтожить.
Никонова реформа была воспринята обществом очень болезненно. Речь шла не о формальных мелочах, а о важнейшем убеждении русского православного человека, на котором строилось все его мировоззрение, — убеждении, что именно он является хранителем истинной, чистой, неискаженной христианской веры. Если целые поколения вели церковные службы по «испорченным» книгам, неправильно крестились, неправильно молились и освящали храмы — значит, Москва не была «третьим Римом»?
Для многих легче было думать, что никоновы нововведения — это дьявольские козни, еще одно испытание, посланное Богом православным, чтобы испытать крепость их веры и готовность пострадать за нее. «Третий Рим» рухнул, грядет Антихрист, и спасутся только те, кто не поддался его искушению, кто готов любой ценой защищать «старую» веру. Убежденность в этом заставляла староверов идти не только против церковного руководства, но и против воли самого царя.
Византийское восточное православие после мусульманского завоевания замерло, окуклилось, когда господствующей идеей была вовсе не свобода, а идея божественной любви к человеку, и гарантом ее выступала императорская власть. Эта жажда божественной любви обуревала и западное христианство, и ему потребовались века и величайшие усилия, чтобы уйти из этого не имеющего решения тупика «приоритета любви» и утвердить безусловный приоритет христианского принципа свободы. Московская же церковь оградила, заморозила «русскую веру» столь крепко, столь глубоко, что любое западное, католическо-протестантское «мудрование», тем более напоминавшее о свободе христианина в выборе жизненного пути, не вызывало даже осознанного отторжения — оно стало русскому человеку попросту непонятным.
Даже техническая работа «справщиков», сверявших священные тексты для устранения копившиеся в них невольных ошибок переписчиков, вызывали в среде церковных иерархов яростные бури возмущения с обвинениями в «порче» священных книг и с заточениями в монастырских тюрьмах посмевших тронуть «святыни», не говоря уже о жестко пресекаемых малейших попытках собственных «мудрований».
Отечественное мифотворчество весьма успешно создало образ неизменно победоносной державы, под триколором или алым стягом разносившей любого врага. Создание таких конструктов свойственно любой пропаганде, но важно с ней не заигрываться и, как бы она ни старалась вызвать у человека эмоциональный отклик, стоит всегда держать мозги, что называется, «сухими». Поэтому уже замороченным и постоянно забывающим историю стоит несколько охолонуть, вернуться в трезвую реальность и пояснить им следующее:
российским людям хотелось бы, чтобы их воспринимали военной нацией, людьми, пренебрегающими комфортом, удобствами своего существования, всегда готовыми жертвовать ими и идти на самопожертвование или на суровые испытания ради своей Отчизны, которые практически сливаются в его коллективном сознании с интересами Имперского Государства, какой бы облик оно ни принимало. Это почему-то распространившееся убеждение об особенностях российского народа, о его ратных подвигах, о его суровой воинственности — не более, чем пропагандистский миф. История применения российско/советской армии и флота в крупных вооруженных конфликтах 20-го века даже на фоне военных провалов других держав особых оснований к тому не дает.
____________________
Этот военный век начался для Империи несчастной дальневосточной авантюрой (русско-японская война 1904-05 гг.), в которую Империя втянулась за границами своей территории. Итоги: сдача японцам военно-морской базы Порт-Артур со всем гарнизоном, поражения российской армии во всех сухопутных сражениях, а в финале, «вишенкой на торте», потопление противником практически всего имевшегося российского военно-морского флота.
В Первой мировой войне безвозвратные потери Российской империи в абсолютных цифрах были наибольшими среди воюющих держав. Но если подсчитать безвозвратные потери мобилизованных мужчин в пересчёте на тысячу жителей, то для Франции это — 34 погибших, Австро-Венгрии — 18, Великобритании — 16, Германии — 15, для Российской же империи — 11.
К этому можно добавить, что Россия единственная из главных воюющих сторон не испытала мук голода, которые терзали остальные державы (особенно Австро-Венгрию и Германию) — с объявлением войны она лишилась рынков сбыта для своего продовольствия, и все собираемые урожаи оставались на ее территории. Российская армия после свержения монархии и неудачи летнего наступления 1917 года попросту распалась, прекратила воевать, бросила окопы и устремилась вглубь страны к гораздо более интересующему ее делу — делить землю, работать на ней, растить хлеб, а не заниматься бессмысленными убийствами себе подобных.
Масштабные боевые действия во Второй мировой войне начались с попытки СССР привести к покорности свою северную соседку, Финляндию. Три месяца той «незнаменитой» Зимней войны с потерями 1:7 стоили СССР накануне столкновения с Германским Рейхом гораздо дороже, чем могли предполагать инициаторы той агрессии.
Через два года многочисленная, снабженная самыми современными видами массового и разнообразного вооружения, превосходящая противника практически по всем объективным параметрам, Рабоче-крестьянская Красная армия встретилась с мотивированным, решительным, действительно заряженным имперскими амбициями народом, готовым ради величия своего Рейха смести любого, кто станет на его пути. Тут-то и выяснилась истинная цена маниловских мечтаний советского руководства о мировом господстве — его армия «посыпалась». Такой страшной катастрофы, такого масштаба потерь за столь короткий срок не несла ни одна армия мира ни в одной войне.
Опомнился народ только на последней линии обороны страны, когда, прижатый к Волге, он начал оказывать действенное сопротивление уже совершенно обнаглевшему противнику, непозволительно растянувшему линии снабжения, ослабленному непрерывными маршами, в которых он прошел в глубину России аж до великой русской реки — немцам, итальянцам, румынам… Чтобы затем «отбирать наши пяди и крохи», по-прежнему разбазаривая «живую силу» все новых масс новобранцев, потому что три четверти четырехмиллионной кадровой армии уже умерла от голода и эпидемий в немецких лагерях для военнопленных. И еще неизвестно, как бы повернулись дела, если бы не пошла, из месяца в месяц возрастая, подмога западных союзников всем тем, без чего совершенно невозможно воевать.
Все остальные военные столкновения, в которых участвовала российская/советская армия в 20 веке, были и локальными, ограниченными и с противниками заведомо слабейшими и, тем не менее, все они были советско-российской армией по сути проиграны — Афганистан, Чечня.
____________________________
И третий крупный военный конфликт, «украинский» уже в нынешнем веке. То же многократное преимущество военных сил над заведомо слабейшим противником, та же стратегия молниеносного наступления, призванного расправиться с противостоящей армией в считанные дни, максимум недели, все тот же традиционный организационный бардак, сравнимый лишь с бардаком украинским, разгром в пограничных боях сил вторжения с весьма для них ощутимыми потерями, перевод войны в форму медленного, мучительного, кровавого «продавливания» противника и с такой ценой возможной «победы», которая явно горше поражения…
Георгий Федотов, историк, философ, 1938 год:
«Иллюзии двигают миром? Да, бесспорно. Но на его погибель. Сейчас, куда ни посмотришь, видишь марширующие миллионы, готовые поджечь мир с четырех концов и уже начавших грандиозное разрушение во имя соблазнительной и лживой мечты. Они все в бреду великих иллюзий, во власти мании величия»